Танцующие фаворитки

Видя, что это топтание на месте не приводит ни к каким результатам, Фридрих принялся действовать с характерной для него воинской решительностью. Срок пребывания посла Венеции в Лондоне истек, и он вернулся в отечество, отправив вослед себе свой объемистый громоздкий багаж. При провозке багажа через территорию Пруссии и по приказу короля Фридриха багаж, невзирая на дипломатический иммунитет владельца, был конфискован. Венецианцам не оставалось ничего иного, как вступить в переговоры с Пруссией. Их провели в Вене прусский представитель граф Донья и член одной из старейших аристократических семей города на воде Марко Контарини. По результатам переговоров сенат Венеции вынес решение о высылке Барбарины. Танцовщица вместе с сестрой и матерью была под стражей доставлена на границу с Австрией, где ее передали под конвой из австрийских военных. Далее Барбарину перевезли на границу с Саксонией, где австрийских стражников сменили саксонские, а на границе с Пруссией – прусские.

Во время этого мучительного и сопряженного со многими неудобствами путешествия за каретой Барбарины, охраняемой как зеница ока вооруженным эскортом, тащился экипаж лорда Макензи, поклявшегося во что бы то ни было освободить возлюбленную. В Берлине он немедленно обратился к посланнику Англии в Пруссии, лорду Бьюту, приходившемуся ему родственником, с просьбой помочь в освобождении любимой женщины. Лорд Бьют, который подобно всей родне влюбленного молодого человека был против его женитьбы на безвестной итальянке, и пальцем не пошевельнул. Фридрих же отдал приказ незамедлительно выслать Макензи из страны как въехавшего туда незаконно; за танцовщицей был установлен полицейский надзор, и все письма, адресованные лордом его любимой «Бэбби», немедленно конфисковывались. Барбарину поместили в лучшую гостиницу Берлина «Золотой орел» и объявили ей, что через пять дней она должна продемонстрировать свое искусство перед королем.

Нам неведомо, какие чувства испытывала танцовщица во время этого выступления, исполнения зажигательных плясок юга Италии, представлявших собой танцевальные вставки во французскую комедию. Одолевал ли ее страх перед этим могущественным монархом, доказавшим ей, что он не остановится ни перед чем, чтобы подчинить эту жалкую плясунью своей воле, и придавал ли ей этот страх дополнительные силы? Овладело ли ею упрямство, стремление доказать, что ей, непревзойденной танцовщице, не страшен гнев сильных мира сего и ее искусство неподвластно земным огорчениям? Распирала ли ее злость на этого монарха, лишившего ее любимого человека и перспективы на спокойную и обеспеченную жизнь? Или она просто отрешилась от перенесенных ею испытаний и отдалась своему искусству, для которого и жила? Никто не в состоянии теперь описать те чувства несравненной Барбарины, но ее выступление стало подлинным триумфом. Король пришел в восторг и приказал заключить с ней новый пятилетний контракт, также с пунктом о запрете на замужество и с годовым жалованием 5000 талеров (уже в следующий год оно было повышено до 7000 талеров). Осмелевшая танцовщица набралась дерзости настолько, что непочтительно спросила у его величества:

– Разве брак есть преступление?

– Нечто более дурное – глупость! – отрезал Фридрих.

В местной же прессе «Берлинские новости на городские и ученые темы» и «Берлинская привилегированная газета» появились хвалебные статьи, воспевавшие ее исполнение, в котором «равным образом слились естественность и высокое мастерство, причем и то, и другое были продемонстрированы с наивыгоднейшей стороны».

Танцовщица вместе с сестрой и матерью поселилась в двухэтажном доме на Беренштрассе, который вскоре стал одним из центров культурной и светской жизни Берлина. После спектаклей Барбарина возвращалась домой либо в портшезе, либо в наемном экипаже, и тотчас же в ее гостиной начинало собираться весьма изысканное общество. Его центром, естественно, была Барбарина, отличавшаяся приветливым нравом, всегда веселая и обходительная. Король часто посещал танцовщицу как в специальной гостиной в театре, так и в салоне ее дома. Художнику Антуану Пенье было приказано написать с нее портреты, один из которых повесили в кабинете короля. Следует учесть, что формат холста таков, какой использовался только для дворян и министров. На портрете мы видим красивую женщину в богатом туалете, с пудреными волосами, правда несколько, по моде того времени, злоупотреблявшую белилами и румянами. В руке она держит тамбурин, а покрывающий верхнюю часть ее юбки пятнистый мех указывает на то, что она исполняет роль вакханки.