Танцующие фаворитки

Рекорд по числу балетных фавориток поставил император Николай I (1796–1855). Он вступил на престол в 1825 году, но еще в будущность свою великим князем присмотрел себе кордебалетную танцовщицу Ульяну Селезневу. Она была его первым увлечением из целой вереницы сценических красавиц, но далеко не последним. Тем не менее император никогда не забывал угодивших его темпераментной натуре прелестниц, и, хотя она и не выслужила положенный для выхода на пенсию срок, в 1840 году Ульяну Аггеевну «с монаршего соизволения» уволили с пенсионом 571 рубль серебром[33], на которые она вполне безбедно прожила до 70 лет.

Обычно приводят выдержку из письма А.С. Пушкина жене из Москвы от 6 мая 1836 года. «Что Москва говорит о Петербурге, так это умора…И про тебя, душа моя, идут кой-какие толки[34], которые не вполне доходят до меня, потому что мужья всегда последние в городе узнают про жен своих, однакож, видно, что ты кого-то довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостию, что он завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц. Нехорошо, мой ангел: скромность есть лучшее украшение вашего пола».

Действительно, император самым натуральным образом пасся в этом гареме. Одной из его первых фавориток стала танцовщица Наталья Сергеевна Аполлонская (1819–1900), известная более своей красотой, нежели сценическим талантом. Не имеет особого значения то, что уже в возрасте 11 лет она получила в подарок «во изволение монаршего благословения» серьги с самоцветами после исполнения роли Арлекина в спектакле и шествии на детском маскараде в Зимнем дворце в начале 1830-х годов – серьгами одарили всех участвовавших в них воспитанниц балетного отделения, ибо это сложное мероприятие прошло без сучка и задоринки и имело большой успех. Далее обещавшая стать замечательной красавицей девочка не обманула знатоков в этом вопросе и вдобавок к прелестному личику приобрела еще и «особенно античные формы». То ли по наущению дальновидных родственников, то ли по собственной расчетливости, Аполлонская отличалась от легкодоступных товарок своим строгим поведением и «общим развитием». Это не удивительно, ибо она была не отпрыском нищего семейства, а побочной дочерью Аполлона Александровича Майкова (1761–1839), дворянина, поэта и, в период 1821–1825, директора императорских театров. По обычаю тех времен, незаконным отпрыскам дворянских семей давали фамилию по имени отца. По-видимому, в ответ на домогательства императора танцовщица сумела настоять на том, чтобы ее грех был прикрыт законным браком, и по выпуске из училища ей приискали жениха, довольно популярного актера Алексея Михайловича Максимова (1813–1861), любителя кутить в обществе богатых театралов, одного из первых исполнителей роли Хлестакова в Александринском театре Санкт-Петербурга. Роль досталась ему после смерти именно первого исполнителя Николая Осиповича Дюра (1807–1839), который имел прямое отношение как к театральному училищу, так и к балету, о чем речь пойдет ниже. Особенно прославился Максимов исполнением роли Гамлета, которая отошла к нему после смерти его учителя, выдающегося русского актера П.Н. Каратыгина.

Итак, вновь предоставляем слово Авдотье Панаевой: «Женился он [Максимов] на танцовщице Аполлонской… как только ее выпустили из школы, и получил за ней приданое, выданное ей от дирекции театра, – 40 тысяч. Впрочем, не могу наверное определить цифру. Эти выдачи приданого достались только двум танцовщицам: той, на которой женился В.В. Самойлов, и жене Максимова. Такое счастье, впрочем, обусловливалось особыми причинами… Прочие артисты, женившиеся на воспитанницах театральной школы, не получали даже пособия на свои свадьбы.

Две танцовщицы, награжденные приданым, не были выдающимися артистками, но пользовались большими привилегиями при театре и получали хороший оклад жалованья. Хотя после замужества они редко появлялись на сцене, а потом и совсем не танцевали, а жалованье все-таки получали».

Вполне возможно, что цифра в сорок тысяч была несколько преувеличена в завидущих глазах одноклассниц и штатных балерин театра. Для сравнения приведем следующий пример: когда выходили замуж фрейлины жены Николая I, императрицы Александры Федоровны, представительницы самых древних аристократических семей России, им из кабинета его величества выделяли две-три тысячи на приданое. Когда же выходила замуж за богатого помещика Смирнова известная приятельница Н.В. Гоголя и А.С. Пушкина Александра Россет, славившаяся красотой и умом, но весьма низкого происхождения (ее отец был заезжим иностранцем, родившимся в Швейцарии, дед по линии матери – таким же заезжим немцем неизвестного рода-племени, а его жена-грузинка, овдовев, была вынуждена держать почтовую станцию), Николаем I был подписан секретный указ о выдаче ей на приданое 12 тысяч рублей. Правда, у литературоведов и читателей ее воспоминаний имеются веские основания подозревать девушку в очень близких отношениях с императором.