Танцуют все!

— Берем мороженое и дуем в парк, — тихо, но твердо произношу я, аккуратно разглядывая прохожих за Гошиной спиной.

Через десять минут путешествий среди лотков придирчивого выбирания обыкновенного пломбира топтуна я, кажется, вычислила. Вслед за нами туда-сюда сновал парень в линялой майке и старомодных солнцезащитных очках фасона «мой-де-ушка-в-Туапсе-год-1965».

Придерживаясь пареллельного курса по противоположной стороне улицы, дедушка из Туапсе потопал за нами в парк, но через какое-то время исчез.

«Скорее всего, не один», — подумала я и повела Гошу тропами, которые знали лишь пьющие аборигены и сотрудники милиции. От вида пустырей и помоек любимый морщился, как от зубной боли.

Но все же полных болванов в Бауманку не берут, даже по блату. Едва мы устроились на скамейке — Понятовский сидит, я лежу головой на его коленях, — он спокойно спрашивает:

— Теперь ты скажешь, что происходит?

Я натягиваю на лицо кепи и бубню из-под козырька:

— У Фоминой неприятности.

— Квартиру слушают?

К любви примешалось уважение. С моей, лежачей стороны.

— Да.

— Следят?

— Да.

— Здорово.

Это надо осмыслить, и Гоша откушал ногуского пломбира.

— Давно?

— Вчера.

— Она ограбила Центробанк?

— Хуже.

— Зарезала кого?

— Бог миловал…

— Говори.

— Рядом кто есть?

Умный Гоша даже не шелохнулся, оглядываясь.

— Говори.

— Если кто пойдет рядом, тряхни коленом, я почувствую.

Слов нет, удобней бы мне было повествовать, уткнувшись в его плечо и орошая слезами футболку «Адидас». Но я боялась выдать себя даже малостью. Чувствовала — жива только до тех пор, пока не вычислят мою поездку в Питер.

Изображая отдыхающих голубков, мы заняли всю скамейку — я ногами почти свисала, Понятовский тоже проникся и бдительно следил за подступами — ни один мужик с бутылкой пива не подойдет.

Но, просвещенные видиками детки постперестроечных времен, мы знали, для подслушивания не обязательно сидеть в кустах, достаточно направить микрофон дистанционного действия — и полный порядок. Поэтому, пока враги не наладили электронные уши, следовало торопиться.

Я уложилась в три минуты.

— Теперь ты.

В том же темпе Понятовский обрисовал свои приключения.

Как каждый приличный студент, летом Гоша Понт отдыхал и вставал поздно. Фома заявилась к ему в половине десятого и без всяких поцелуев и «здрасте» с порога бухнула:

— Гошик, быстро в спальню твоих шнурков, — уже на ходу, раздвигая шторы перед носом очумелого сонного Понятовского: — За мной в подъезд два качка с лавочки сорвались. Скоро будут.

Далее следует объяснить, что семья Понятовских занимает апартаменты на втором этаже элитного дома, выходящего окнами на реку. Между рекой домом — обширный участок, заросший кустами, низкорослыми деревьями и укромными лавочками. Этот клочок зелени народ называл просто — Кустодром.

Распахивая створки остекления лоджии, Фома не переставала нести полный бред. Потом она перебралась через ограждение, зацепилась носками ботинок за карниз и попросила:

— Гошик, солнышко, спусти меня, пожалуйста, вниз, на руках…

Понятовский взял Фомину за запястья, свесился над Кустодромом и разжал руки, когда Алискины ботинки болтались в полутора метрах над землей.

Фома рухнула в кусты беззвучно и бежать начала еще в воздухе.

А от двери уже неслись звонки. Понятовский поглядел, как Алиска шустро улепетывает через Кустодром к реке, и пошел открывать.

Ошалевший от динамики сюжета Гоша даже спрашивать не стал, кто и почему вломился к нему в дом. Фомина сказала «скоро будут», значит, так тому и быть. А для остального наш милый Понт еще не проснулся.

Не знаю, чего ожидали качки, но растерянный вид высокого худосочного паренька в трусах до колен позволил им молча оттеснить хозяина в прихожую, пробежаться по квартире и остановиться у распахнутых окон лоджии.

— Где она? — спросил один качок.

Гоша оторопело развел руками и, подтянув трусы, дернул подбородком в сторону реки.

— Черт, — выругался второй качок и, на ходу доставая рацию, помчался к выходу.

Второй амбал задержался и задумчивым взглядом обвел шикарные апартаменты. В глазах его мелькнула смесь уважения и разочарования.

Гоша приосанился, упер руки в бока и совсем не грозно произнес:

— По какому праву?.. — На вопросительном знаке голос сорвался в петушиный фальцет.

— Твоя подружка кое-чего присвоила, приятель, — довольно мирно произнес амбал. — Она сказала, куда идет?

— Я сейчас милицию… — начал Гоша.

— Не надо милицию, — вздохнул амбал, — мы сами милиция. — Но удостоверения не показал и продолжил: — Она что-то говорила?

Гоша изобразил непонимание:

— Нет. Промчалась до балкона и сиганула вниз.

Амбал повздыхал немного и выдал напоследок:

— Если появится, пусть позвонит по этому телефону. — Он протянул визитку с единственной надписью, номером сотового телефона. — Это в ее же интересах…

В кармане амбала запищала рация, не двигаясь с места, он выслушал сообщение, помрачнел и, сухо кивнув хозяину, вышел.