Танцы минус (СИ)

— Тогда скажи, что тебе от моего отца надо было?

— Поговорить.

— Зачем?

— Хотел разобраться.

— В чем, Егор?

Смотрит, молчит. Потом отворачивается.

— В себе.

— Ну и что? Разобрался?

— Маш, перестань меня колупать, а?

— Я тебя не колупаю, Егор. Я об отце беспокоюсь.

Неужели не понятно? В моей жизни, как ни крути — всего два близких человека. Папа и эта самодовольная скотина, которая сейчас стоит и этак понимающе ухмыляется.

Звонит мой телефон. Федька. Явно испытывая неловкость просит «к аппарату» Егора. Передаю ему трубку, а сама иду туда, где валяются мои мотоциклетные перчатки, которые сдернул с меня мой бывший муж, когда надевал мне наручники.

Егор заканчивает разговор быстро. Федор узнал, на кого записан телефон, с которого человек, заказавший меня, звонил моим потенциальным «убивцам». Была уверена, что это кто-то из моей киношной братии — только они могли точно знать, куда я подалась и во сколько. И не ошиблась. Номер записан на гражданина Яблонского Ивана Яновича… Вот тебе и на!

Егор мрачен:

— Маш! Уезжай в Москву.

Передразниваю зло:

— «Дома куча белья не глаженого…»

Дергает щекой.

— Маш, я не шучу. Тут для тебя слишком опасно.

— А для тебя? Где, кстати, ты был, и что с тобой такое приключилось, в результате чего ты телефона своего лишился?

— Это не имеет отношения…

— И все же, хотелось бы послушать.

Мнется. Значит ничего геройского, а напротив что-то для моего самолюбивого мужа стыдное.

— Что, прав был Приходченко, когда предположил, что ты просто «пил горькую»? Набрался, и тебя ограбили?

Возмущен.

— Я не набрался! Мне подмешали клофелин.

Тогда вообще все ясно. Клофелином-то мужики редко пользуются, а вот девицы легкого поведения — сплошь и рядом. Испытываю острое желание срочно прополоскать рот. Желательно водкой. Спасает только надежда, что до постельки у них дело не дошло. Зачем ей всю программу отрабатывать, если можно ограничиться лишь частью? Егор смотрит мрачно и в то же время со строптивым вызовом. Детский сад штаны на лямках…

Внезапно вспоминаю старый анекдот и даже хихикать принимаюсь, вызывая у бывшего мужа конвульсивное подергивание щеки. Анекдот такой: мамаша приводит сына к врачу. «Доктор, посмотрите, что это у моего мальчика на писечке выскочило?» Тот осматривает писечку мальчика, а потом постановляет: «Мамаша, давайте с этого момента писечку вашего сына будем называть членом и примемся лечить ему сифилис».

Так и с Егором — детский сад-то, конечно, детский сад, но «писечку» доктору бы следовало при таком образе жизни показывать регулярно. О чем ему и сообщаю. Взрывается как Везувий, аж искры летят.

— Нет, ну что за баба, а? Я ей серьезные вещи говорю, а она… Уезжай в Москву, Маш. Уезжай, не путайся под ногами.

— Егор, я никуда не поеду. И закрыли эту тему. Мне отца как-то вытащить надо. Да и к Яблонскому никто ближе, чем я, не подберется.

— Это уж точно. Федька мне говорил, что этот типчик еще в Москве…

— А мне Ксюха про твоих баб рассказывала, с которыми ты к ним в гости являлся и в баньке парился.

Смотрит волком, потом вдруг встряхивает головой и принимается хохотать.

— Какие говорливые у нас друзья. Никогда не думал, что так сложно все будет. Знаешь почему нельзя изнасиловать женщину на Красной площади?

— Советами замучают.

— Вот-вот. В нашем с тобой случае это звучало бы так: знаешь почему нельзя развестись с женщиной, которую знают все твои друзья?

Ничего не отвечаю на это. Он продолжает посмеиваться, но больше занят тем, что, прикрываясь этим, усиленно размышляет. Знаю эту его манеру — разводить в разные потоки то, что на поверхности и демонстрируется другим, и то, чем в этот момент на самом деле занят основной объем его мозга. Его надо очень хорошо понимать, чтобы увидеть это. Понимать и любить. Сука!

— Хорошо. Езжай в этот твой кино-гадюшник. Но держись в гуще народа. Одна по подворотням и темным углам не бегай. И ежли что, звони мне.

— Куда? Ты ж телефон…

— А этот чем плох?

Крутит у меня перед носом мобильником плененного мной парня.

— Пока попользуюсь им. Опять-таки, глядишь, кто-нибудь интересный на него позвонит.

Егор набирает мне, чтобы определился номер, а потом уходит в гараж. Перед этим сообщает, что с пленниками нашими разберется сам, чтобы я об этом не беспокоилась, после чего хмуря брови еще раз раздает указания: куда ходить, как глядеть, с кем сидеть… Все как всегда.

* * *

Уже поздний вечер. Наше кино-сообщество по большей части в гостинице. Сегодня ночных съемок не запланировано, так что скоро все сползутся в гостиничный бар и будут куролесить до полночи, эпатируя местных аборигенов дикими криками и не менее дикими выходками. Стараюсь пробраться к себе в номер незамеченной. Мне надо о многом подумать. Но дойти не успеваю. Я еще в гостиничном коридоре, когда звонит телефон. Папа.

— Маша — краса наша, как дела?

— Как сажа бела.

— Что так? Давай спою, глядишь повеселеешь.

— Спой.

— Тискал девку Анатолий,
На бульваре на Тверском.
Но ебать не соизволил:
Слишком мало был знаком.

Смеюсь.

— Что поделываешь?