Танцы на льду жизни. «Я знаю о любви всё…»

В какой-то момент все разбрелись по комнатам, и мы с Таней остались на кухне одни. Пытались заговорить, но вместо этого просто идиотски улыбались, глядя друг на друга. В общем, все с нами стало абсолютно ясно.

В какой-то момент все разбрелись по комнатам, и мы с Таней остались на кухне одни. Пытались заговорить, но вместо этого просто идиотски улыбались, глядя друг на друга. В общем, все с нами стало абсолютно ясно. Потом, как-то оказавшись на балконе, держась за руки, разговаривали и разговаривали, как в советских фильмах про любовь. Нашлись доброжелатели, которые донесли информацию до Майи.

Наутро меня ждал серьезный разговор. Майя спросила меня: «Правда ли это, что у вас с Таней вчера что-то происходило?» Я отвечаю: «Да». «И что дальше? – спрашивает Майя, – У тебя есть жена». Я мужественно: «Я люблю Таню».

Немая сцена. Майя в шоке. Я понимаю, что Олимпиаде, похоже, наступает пиздец.

Добавлю, что вечером предыдущего дня мы вылетели с Майей в Канаду на съемки учебного фильма – как надо катать танго «Романтика». А меня то ли Бог наказал, то ли я сделал слишком большое количество повторов одного элемента из «Румбы», но у меня стала отказывать стопа. Не могу ее натянуть на себя, болтается, как тряпочка. Я думаю, что отойдет до завтра, но утром пах отказывает, и стопа остается безжизненной. Канадцы – ребята серьезные, их человек сто. Камеры стоят готовые снимать наш гениальный танец, а я полутруп. Пытаюсь объяснить Трейси Уилсон, продюсеру этого фильма, и прекрасной танцорше, что я не чувствую ногу. Она говорит: «У нас на съемки один день. Деньги уже вложены. Сделай что-нибудь!» Попробуйте представить, что вам нужно потянуть стопу на себя и абсолютно ничего не происходит. А в ботинке на тонком лезвии ситуация еще хуже в несколько раз! Хочется с кем-то поделиться, но Майя в этой ситуации, конечно, не помощник. Я думаю, она была бы не против, чтобы многие органы моего спортивного когда-то тела просто отказали навсегда. Но я не сдаюсь. Прошу людей из Канады затейпировать мне стопу в положении натяжения на себя. Они это делают. Я надеваю коньки, пробую проехать на правой ноге и падаю как подкошенный. Пробую еще раз, эффект тот же. Я не чувствую ногу совсем, то есть абсолютно. Пробуем снимать наше танго.

Как только я переношу вес на правую ногу – сразу падаю, и так бесконечное количество раз! Канадцы прокляли всех русских в моем лице. Мы сделали тысячу дублей и все-таки отсняли этот учебный фильм.

Как только я переношу вес на правую ногу – сразу падаю, и так бесконечное количество раз! Канадцы прокляли всех русских в моем лице. Мы сделали тысячу дублей и все-таки отсняли этот учебный фильм.

Я очень извинялся. И канадцы, улыбаясь, сделали вид, что поняли. До сих пор мне перед ними стыдно, но так уж вышло. В фильме выглядело, что я очень крутой фигурист. Спасибо телевидению и кинематографу.

Мы возвратились в Лейк-Плэсид и пришли к Наталье Ильиничне с ее мужем Семеном Белиц-Гейманом, великим пловцом СССР, на беседу. Никогда не забуду слова Семена: «Ну что, любвеобильный? Ты хотя бы понимаешь, что ты Олимпиаду просрал?!» Дубова, не знаю почему, не очень на меня кричала, но просчитывала ситуацию – до Олимпиады было всего ничего, а тут сердечная «Санта-Барбара».

Постепенно все вошло в свое русло. Мы усиленно работали и готовились к чемпионату Европы, работали по-серьезному, еще я встречался с Таней. Но если Таня после наших встреч летала по льду, то я исполнял роль черепахи, подстреленной своей же сексуальной активностью, закон природы. Опытная Дубова, понимая, что медаль Олимпиады уплывает в заоблачную даль, принимает решение отправить Таню с Самвелом в Москву, таким образом разрядив ситуацию с нашим романом. Но, протерпев неделю, я начинаю летать в Москву, к Тане – из Монреаля в пятницу вечером и в понедельник обратно. Каждую неделю, вот такое приключение перед Олимпиадой – непрофессионализм в чистом виде. Сердцу не прикажешь. Летал по 10 часов туда и обратно, но ни о чем не жалею, это – моя жизнь, и она лишь одна.

Больше всех, конечно, в этой ситуации пострадала Майя. Слава богу, мне хватило ума с ней по-хорошему поговорить. Она, конечно же, выслушала мою позицию, но задала вполне резонный вопрос: «Саш, а потерпеть годик нельзя было?»