Танцы на снегу

Кувырок задумчиво смотрел ей вслед. Он хорошо понял ее намеки: если он откажется от поручения, его прогонят. Уж Догоника найдет какой-нибудь предлог, чтобы вышвырнуть его из колонии. Он глубоко вздохнул. Конечно, выбор оставался за ним, но, если он откажется, придется уйти. А значит, прощай, Большеглазка! А он к ней привязался. Трудный выбор!

Он решил ничего не говорить ни Большеглазке, ни кому-нибудь другому о замаскированных угрозах Лунной зайчихи. Обвинять ее бессмысленно — она будет все отрицать. Лучше сказать Большеглазке, что он, возможно, пойдет на колокольню, чтобы доказать, что сверхъестественных чудовищ не бывает.

Услышав новости, Большеглазка в изумлении посмотрела на Кувырка и недоверчиво покачала головой:

— Неужели пойдешь?

— Надо подумать. Насчет волшебных существ — это все чепуха. Убоище, видимо, какой-то чужеземный хищник, а сюда попал случайно. А может, люди завезли. Не верю я ни в каких летающих барсуков!

Большеглазка тревожно оглянулась, словно боялась, что их подслушивают:

— Тише ты! Не говори так, Убоище может услышать! Может, ему ветер все рассказывает. Вдруг он захочет доказать, что он волшебный, и явится сюда вечером!

Кувырок печально покачал головой:

— Ну, ты, я вижу, наслушалась сказок. Слушай, я понимаю, что Убоище — страшный и опасный хищник, но зачем же доводить до крайности…

Выражение обиды в ее глазах заставило его замолчать.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — не надо так говорить!

Суеверие русаков переходило все границы! Пожалуй, и в самом деле стоит быстренько сбегать на колокольню и разузнать об этом страшилище что можно. В одном отношении Лунная, бесспорно, права — русаки действительно его приютили, когда он в этом нуждался. Самое малое, чем он может им отплатить, — это хоть чуть-чуть рассеять их страхи. Если доказать, что угроза исходит от обычного хищника, а не от сверхъестественного, они, быть может, станут более терпимо относиться к новым способам защиты, а не отметать их как еретические выдумки.

— Пожалуй, я все-таки сделаю то, о чем просит Лунная, — сказал он мрачно.

Большеглазка вздрогнула.

— Не надо! К чему это? Если бы ты, например, в силок попал, она и лапой бы не пошевелила, чтобы помочь. Ужасная эгоистка!

Кувырок и сам так думал.

— Верно, она бы мне, скорее всего, не помогла. Но ведь я должен не только о ней думать, а обо всей колонии! Я это сделаю — если сделаю — не ради нее, а ради всех зайцев, что погибли в сумерках, ради всех нерожденных зайчат. Если узнать, кто он такой, легче будет защищаться.

— Ты, наверное, просто хочешь умереть!

— Нет, — ответил Кувырок с полной искренностью, — умирать я не хочу. Просто мне до сих пор необыкновенно везло, и я надеюсь, что повезет еще немножко. Благодаря своей удаче я и стал полезным членом колонии. Мне хотелось бы отплатить вам за то, что вы меня приютили.

— Ты погибнешь! — твердила, плача, Большеглазка. — Погибнешь, я знаю!

Кувырок не понимал, почему она так расстраивается. В конце концов, это ему грозит опасность, а ей-то что волноваться? Характер совсем как у Торопыжки: найдет вдруг дурное настроение без всякой причины, и все доводы бесполезны. Чудные все-таки создания эти зайчихи — простому парню их нипочем не понять!

Глава двадцать первая

Вот и пришло время жатвы. Соломенная труха и чешуйки желтой мякины носились в воздухе, набивались в ноздри, в глотку, мешали дышать. По полю сновали жатки, косилки, сноповязалки — казалось, они укладывают в снопы золотые солнечные лучи и перевязывают серебряными лунными нитями. Люди работали засучив рукава, их мускулы перекатывались под кожей, сначала бледной, а в конце страды покрывшейся красно-коричневым загаром. Солнце палило вовсю, а дождю велено было держаться подальше и не тянуть к земле свои мокрые пальцы, пока не закончится уборочная.

В поле стояли шум и суета, как всегда в эту пору. Женщины вязали из соломы фигурки на продажу: людей, коней, зайцев. Своим мужьям они подкладывали в коробки для завтрака пряничных человечков с глазами-изюминами, а те, обнаружив сюрприз, бурно удивлялись. В этих краях еще придерживались старинных обычаев, и молодым парням и девушкам случалось совершать в поле древние обряды, тайну которых хранила мать-земля. Были и пляски на лужайке в деревне — танцоры подвязывали к ногам колокольчики и цветные ленты. Весенние молитвы о плодородии были услышаны, беременная земля приносила плоды: янтарное зерно, наливные яблоки, изумрудную зелень.

С наступлением темноты на машинах зажигали фары, и работа продолжалась до поздней ночи. Люди шумно перекликались через все поле. Комары мучили их, налетая на свет целыми стаями, а вслед за комарами летели стрижи, ласточки и летучие мыши.