Танцы на снегу

Звери и птицы понимали, что люди затеяли эту суматоху не ради их погибели, а только чтобы собрать свой урожай, но от этого было не легче. Обнаженные поля годились для быстроногих зайцев, но означали смерть для тысяч других созданий. Среда их обитания была грубо разрушена. Они спасались в канавах, у изгородей, по краям леса, бежали в те поля, куда машины еще не добрались. Они натыкались друг на друга, ссорились и дрались.

Но худшее было впереди.

Кое-кто из фермеров поджег стерню. Тут уж для мелких животных настал сущий ад. Густым дымом обволокло все звериные ходы и тропы, все изгороди и деревья. Дым устремился и под землю, в норы. Огненные змеи поползли по полям, губя все живое, что попадалось на пути, — ужей и мышей, ежей и крыс, жаб и ящериц, лягушек и тритонов, землероек и многих, многих других полевых тварей. Бесчисленные насекомые, падая в огонь, ярко вспыхивали перед смертью, как бесценные самоцветы. Невзрачные мотыльки и красавицы бабочки, изящные стрекозы, золотые пчелы и осы, мохноногие пауки и тяжелые, как пули, жуки — все, все они погибли. Кузнечики нескольких видов, божьи коровки… Полевые цветы, грибы, травы погибли тоже, а с ними и те крохотные существа, что жили и кормились на них, — тли, клещи, личинки, мелкие жучки…

И вот наконец все кончилось. Прерванный ритм существования возобновился.

Винследов луг, где жили Кувырок и Большеглазка, в этом году не косили. Время от времени туда пускали попастись лошадей и коров. Зайцы ничего не имели против этого. Большие животные их нимало не беспокоили, а охотники при них на луг не лезли — ни те, кто охотился по праву, ни браконьеры. Зайцы настолько не боялись коров, что спокойно кормились под самым их носом.

Кувырок еще не решил, идти ли ему на колокольню, как хотела Лунная зайчиха, но с Большеглазкой больше не советовался — слишком уж она каждый раз волновалась. Догоника не торопила его с ответом. Она, видно, полностью полагалась на действие своих угроз и не сомневалась, что в конце концов он сделает то, что требуется. Приходила к нему Камнепятка. Достойная гадальщица поведала, что неусыпное изучение вязовых веточек после недавней грозы открыло ей: именно Кувырку предназначено судьбой разгадать тайну Убоища. Когда же он спросил, точно ли его ждет успех, а, например, не погибель, она отвечала уклончиво, и все, чего он добился, было: «Опята светились с северной стороны». Это лишний раз убедило его в том, что он давно подозревал, а именно: Камнепятка — такая же пророчица, как любой зайчонок, и только напускает на себя важность ради положения в колонии. Она посоветовала взять с собой птичий череп — дескать, иддаб его защитит, — и Кувырок вежливо поблагодарил за совет, хотя на самом деле вовсе не собирался таскаться по острову с птичьим черепом во рту.

Однажды в гости пришел Стремглав.

— Ну что, было продолжение у той истории со стрельбой? — спросил Кувырок. — Помнишь, когда человек с трактора убил двоих и закопал в землю.

— Было, а как же! В этом углу, где он их зарыл, трава выросла необыкновенно густая и сочная. Конечно, все звери стали там кормиться. Траву объели, и теперь это место выделяется на лугу четким прямоугольником. А человек это видит и волнуется. Все подкапывает края у прямоугольника — хочет изменить его форму и как-то сравнять с остальным.

— Странно! — сказала Большеглазка.

Солнечный заяц пожал плечами:

— Кто их поймет, людей? Возле церкви, например, они, наоборот, стараются, чтобы на таких прямоугольниках ничего не росло и они хорошо выделялись среди травы. Но, правда, он тоже иногда кладет туда цветы. Небольшие снопики цветов. А потом убирает. Очень странно он себя ведет, даже для человека.

Странное поведение человека с трактора, который был для животных самым близким из людей, волновало и занимало Кувырка. Там, в горах, зайцы иногда довольно близко подходили к невооруженным людям, но Кувырку не случалось свести с человеком более или менее близкое знакомство. Он редко кого из людей видел больше одного раза.

Он знал в лицо кое-кого из пастухов, но держался от них подальше из-за собак. Пастухи были серьезные, молчаливые и интересовались только своими овцами да собаками. Они жили на отшибе от прочих людей и, собственно, представляли собой особый вид. Раньше их было больше, но и сейчас они оставались такими же, как в старые времена. Лица у них были обветренные, словно высеченные из камня, и руки под стать. Они могли целый день неподвижно просидеть на камне, глядя на узкую, окаймленную холмами долину. Если бы не собаки, зайцы могли бы, пожалуй, подружиться с пастухами. Овчарки, правда, никогда не нападали ни на зайцев, ни на других зверей, они были обязаны работать не отвлекаясь, но все же это были хищники, псовые, и доверять им было бы безрассудством.