Водокачка возвышалась над черной пропастью колодца, как обелиск. Бесчисленные поколения жаб, возможно, будут сменяться в колодце до конца времен, изобретая сложнейшие системы, наслаждаясь глубочайшими прозрениями, создавая символы и образы, которые, может быть, ошеломили бы великих философов земли — зверей, птиц, рыб и людей, — но которым суждено навек оставаться неизвестными. Не исключено, что жабы давно превзошли все художественные достижения человеческого искусства, что их творчество содержит разгадку жизни и смерти, мира и войны, возможно, им известно, как избавиться от болезней и голода, — но никто, никто никогда этого не узнает, и все разгадки так вовек и останутся погребенными внутри колодца.
Кувырок потряс головой, чтобы не слышать бормотания отшельниц-жаб.
Двор был огорожен символической оградой, наспех собранной из кусков проволочной сетки, колышков, натянутой проволоки, кусков ржавого железа и даже верхушки кухонной плиты. В дальнем углу был небольшой огород, где целый день рылись, ища пропитания, куры. На ночь их, помня о лисах и горностаях, запирали в курятник.
Рядом с курятником стояла конура, принадлежащая лохматой черной дворняжке. Эту собаку, грязную и злобную — она рычала даже на хозяина, хотя и негромко, — никогда не спускали с цепи. Большую часть времени она лежала на земле, угрюмо оглядывая двор, и разражалась лаем, стоило кому-то поблизости пошевелиться. Спокойно она относилась только к курам и самому маленькому из человеческих детенышей. Кувырок был очень рад, что собака далеко от его загона. Она присматривалась издали к зайцу с мрачным интересом. Кувырок вздрагивал, когда ловил ее взгляд — взгляд убийцы.
По всему двору валялись разбросанные игрушки маленьких человечков. К забору был привязан самокат, сделанный из детской коляски, — дети привязали его, как лошадь, чтобы не убежал.
С одного конца двора до другого тянулась, держась на двух столбах, бельевая веревка. Она никогда не пустовала — в доме было семеро ребятишек, которых следовало держать в чистоте. Земля под веревкой всегда была влажная, со следами куриных лап. Дикие птицы тоже иногда пили тут из лужиц, когда в других местах воды было мало.
В небольшом сарайчике возле огорода жили другие пленные животные. Когда дверь сарая оставляли открытой, Кувырок мог их видеть. Хомяк, две песчанки и карликовый кролик сидели в клетках среди садового инструмента, горшков, ящиков и сухих тюльпанных луковиц, которые лежали тут невесть с каких пор. Кишели пауки, сплетая и переплетая паутину. Все углы сарая и большую часть еле видного в темноте потолка покрывали паучьи сети, путаясь и налезая одна на другую. Иной раз, когда какая-нибудь бедная муха запутывалась в прочных шелковых нитях, сигналы шли ко всем восьминогим любителям мушатины, и каждый из них мгновенно выскакивал из засады, но с разочарованием обнаруживал, что добыча принадлежит вовсе не ему, а малознакомому собрату из противоположного угла.
Кувырок видел все это, но докричаться до сарая не мог — у зайцев не слишком громкие голоса, — так что пообщаться ни с кем не удалось, даже с кроликом. Жители сарая выглядели в своих зловонных клетках довольно жалко. Они либо тупо смотрели в пространство, либо играли какой-нибудь человеческой игрушкой — у хомяка было колесо, у песчанок какие-то картонные трубочки.
Такова была обстановка, в которую попал Кувырок, и он возненавидел ее лютой ненавистью, какой не знал раньше. Озлобил его, главным образом, цементный пол. Противно было ощущать под лапами эту твердую гадость, которая жадно впитывала и прочно удерживала запах мочи и помета. И наказать ее было невозможно, она сопротивлялась самым яростным укусам. Оставалось только грызть деревянную раму ограды.
Когда дети привыкли к нему и перестали дразнить, он стал лучше к ним относиться — все же некоторое развлечение, ведь животные, сидящие в клетке, испытывают невыносимую скуку. Кувырок понимал, что если поддастся унынию и впадет в апатию, то станет похож на тех, в сарае, чьи глаза давно покинула надежда. Нет, он сделан из более прочного материала! Мысль о побеге не оставляла Кувырка. Возможно, напоминал он себе, здесь тоже любят зайцев в горшочке. Но кажется, съесть его не собирались. Поймавший его человек почти не уделял ему внимания, а кормили его так, что только-только хватало, — непохоже, чтобы его откармливали.
Может быть, люди снова собираются затеять травлю? Вряд ли. Это развлечение богатых фермеров, у которых нет земли под ногтями. А человек, у которого жил Кувырок, напоминал того, с трактора — он был намного ближе к земле, чем те, кто поймал Кувырка в первый раз.