– Если увидишь ее, попроси зайти. Мне надо дать указания по, – он заглянул в карту, – Лумии дома Сэт. Той, которую я утром оперировал.
– Хорошо. – Дария взяла поднос и вышла за дверь.
А Рочен снова углубился в названия переломанных костей и поврежденных органов.
Закончив с последним листком, он свернул экран. Надо было пройти по отделению с обходом и найти помощника-интерна, наверняка зажавшего на лестнице какую-нибудь скучающую по мужским ласкам девицу. Все же удачно его поставили в одно дежурство с этим лоботрясом и бабником! По крайней мере, за ночь тот успевал пообщаться и даже пообжиматься с большей частью женского персонала отделения, оттянув все внимание на себя. Рочен взглянул на часы. Через час придет ночная смена. Сегодня с ним работают спокойный Мартис и злющая Тайса. Оба – хорошие специалисты. Но на случаи, требующие оперативного вмешательства, все равно вызовут его.
Сегодня небо над городом было необыкновенно чистым. Казалось, крупные, блистающие разноцветными искрами, звезды можно было достать и положить в ладонь. И он мог сделать такой фокус… Только кого здесь радовать? Дарию, которая грезила о замужестве? Или Мартиса, которого заботил только собственный загородный дом? Может, Тайсу, раздражающуюся при виде любого мужчины, даже лежащего перед ней на операционном столе? Рочен грустно улыбнулся. Тот, с которым он был готов поделиться всеми радостями мира, находился слишком далеко. И совершенно не нуждался в его, так и не угасшем за многие годы, чувстве преданности и желании быть рядом.
Обход закончился около одиннадцати ночи. Эта смена выдалась на редкость спокойной. В госпиталь по травме привезли всего двух пациентов, которым Тайса, с брезгливой на лице гримасой, наложила гипс и прочла лекцию о вреде алкоголя. Мужчины терпели и соглашались, поскольку вырваться со сломанной ногой из рук хирурга было делом абсолютно безнадежным.
И тогда Рочен, предупредив старшую медсестру, спустился в маленький больничный парк. Сев на лавочку, он сполз по ее спинке вниз и закрыл глаза.
– Боги! Почему же я не могу сорвать с тебя этот рабский ошейник вот уже много лет? Почему ты, оставивший суетный королевский двор и столицу, продолжаешь служить принцу наместником дальней провинции, зная, что не очень-то ему нужен? Хотя о чем я говорю, если сам подчистил твои самые тяжкие воспоминания? В том числе, воспоминания о себе. – Рочен пристроил затылок на выгнутый подголовник скамьи, раскинув в стороны сильные руки. – А еще ты не догадываешься о том, что я, пытаясь облегчить твою жизнь, проживаю ее вместе с тобой… Мой Лис! Я знаю, что сожалею впустую, поскольку время еще не пришло. Ты и я – каждый из нас, вот уже более двадцати лет, расплачиваемся за собственные наивные и неосмотрительные желания. Но однажды ты снова станешь свободным. Возможно, вернешься в наши горы и пройдешь по забытым тропинкам парка к старой башне. И там, прикоснувшись к замшелым камням, дашь клятву никогда не покидать наш чудесный край…
Воспоминания, более не сдерживаемые никакими внешними обстоятельствами, свободно потекли через сознание, снова унося его в далекое детство.
Прошла отшумевшая дождями и горными ветрами осень. За ней – припорошил горы холодный белый снег. Рочен ходил в школу, катался на санках и лыжах с городскими мальчишками, простужался и временами болел. Мать, с тревогой в глазах приглядывающая за своим сыном, наконец, вздохнула спокойно: мальчик совершенно перестал ходить в замок наместника. Даже отец, попросивший парня помочь с готовкой к новогоднему балу, услышал равнодушный отказ. Конечно, повар немного потопал ногами и покричал на сына: ведь он видел в мальчике своего преемника на хлебном посту. Но тот совершенно остыл к отцовской профессии, не соглашаясь даже резать к обеду хлеб.
– Отстань от него, отец! – Сказала мать. – Малыш растет, и все еще может измениться. А лучше всего – вообще не трогай. У него самый сложный период в жизни – тринадцатилетнего подростка насильно разлучили с лучшим другом. Маленький и уютный мир детства рассыпался острыми осколками, разрезав сердечко ребенка на куски. Конечно, через какое-то время он постарается собрать свою вселенную заново… Но кто знает, какие поселятся там существа? И какого цвета станет в ней небо.
Отец только махнул рукой.
Холодная зима, отплакав слезами сосулек расставание с землей, уступила ее весне, поспешившей украсить пушистыми желтыми комочками красные ветви вербы. Лес наполнился запахами оттаявшей хвои и выступившей на потрескавшихся стволах смолы. В небе носились вернувшиеся с юга птицы. А черные грачи, строго поглядывая на окрестную суету, начали подновлять растрепанные гнезда.