– Ханна… Послушай меня не как мужчину, болтавшего сегодня всякую ерунду, а как оперативника. В нашем государстве, действительно, скоро произойдет смена власти. Если ее попытается захватить один из аристократических домов, возглавляющих союзные провинции, будет гражданская война.
– Почему?
– Когда на пирог раскрывается хоть один рот, другие тоже захотят поучаствовать. Поэтому, дорогая, пока не отработаем версию смены династии, не стоит распылять наши силы на претендентов Королевской семьи. Давай завтра вдвоем поднажмем и полностью исключим этот вариант. Я продолжу разбирать происшествия, а ты – шерстить прессу на предмет радикальных настроений. Договорились?
– Но…
– Потом подумаем над остальными теориями вместе. И еще… Все вот это, – он кивнул на экран, – скорее всего, к нашей проблеме не имеет никакого отношения. Так что не стоит говорить об этом ни Ларку, ни Ренку, ни Сансу.
– Да, Ден, спасибо. Я поняла. Но…
– С этим мы разберемся потом. А сейчас вставай, и пойдем в столовую. Затем – на совещание. Если останутся силы, постучим в волейбол.
– Идем, Ден. – Ханна свернула экран и вышла вслед за оперативником, закрыв дверь комнаты. – Ты прав – мне надо проветриться.
За рекой, опоясывающей город и холм оранжевой полосой, садилось теплое, почти летнее, солнце. В потемневшем небе неспеша плыли фиолетовые облака с яркой малиновой каймой. По шелковым верхушкам трав пролетел и затих в черемуховых зарослях уставший за день ветер. Где-то вдалеке, пароходной сиреной, замычала корова и тут же смолкла, словно устыдившись своего нетерпения при встрече с любимой хозяйкой. А в одном из концов разлегшегося под холмом города безостановочно лаяли псы, почуявшие кошачью свадьбу.
Весенний вечер потихоньку стирал яркие краски, меняя дневные оттенки густой темнотой, которая, впрочем, уже начала расцвечиваться точками тусклых звезд и яркими огоньками вылетевших из нор светляков.
Наместник провинции господин Лайсин дома Който в расстегнутой на груди рубахе и тонких, не стесняющих движений, брюках стоял на краю обрыва. Его трепещущие ноздри впитывали плавающие в воздухе запахи ночных цветов, а уши – бесконечную мелодию приглушенных звуков, наполнявших уставшую душу гармонией тепла и единения с природой.
Каждой клеточкой тела маг чувствовал настроение своей провинции: земли и ее жителей. Да, за то время, что он находился на этом посту, люди стали немного богаче. Земля каждый год давала хороший урожай винограда, кукурузы и, в озерной части края, риса. Шелковые и льняные ткани, производимые местными фабриками, продавались по всему континенту, пополняя местный бюджет, из средств которого затем строились новые школы, больницы и дома для одиноких стариков, содержащихся на попечении государства. Но вот только люди… Их мысли и чувства практически не менялись, насколько обеспеченными бы они ни становились. Скорее, наоборот: как только кто-то выделялся из общей среды, сразу пытался обособиться от прежних привязанностей, друзей и возлюбленных, мечтая примкнуть к новой для себя сфере обитания, в которой… были точно такие же отношения. Человеческое честолюбие напоминало бесконечную гонку по кругу, где выигравших нет, но есть самоудовлетворение и осознание собственной значимости в своих же глазах. Ибо бегущие рядом никогда не смотрят по сторонам. Но с годами силы теряются, и еще подрагивающий конечностями полутруп равнодушная к людским забавам судьба вытаскивает крюком с арены, чтобы расчистить место новым бегунам за иллюзиями.
Лайсин усмехнулся. Разве он сам не мечтал когда-нибудь оказаться во дворце и править миром? О, да! Попасть во дворец ему удалось. Как поначалу он гордился тем, что ему, мальчику из провинции, предложил дружбу сам принц! Сбылись мечты, и воздух содрогнулся от радужных салютов. Только, как оказалось, под дружбой подразумевалось совершенно иное: юный Лайсин дома Който должен был перейти в полную собственность принца Гердена, чтобы стать его живой игрушкой. И никакой возможности отказаться не было, поскольку амбиции отца были сильнее разочарования и обиды его сына. А для того, чтобы выросший на воле мальчишка не надумал сбежать, его обязанность находиться рядом с Его Высочеством закрепили магическим ошейником. Конечно, этого позора никто не видел… Но Лайсин чувствовал его постоянно. Даже теперь, когда Герден был далеко.
Конечно, за все эти годы он научился многому: скрывать свои чувства так, что ни один человек, а тем более, неуравновешенный принц, о них не знали, казаться милым и спокойным, когда хотелось повеситься на ближайшей осине, терпеть, когда Его Высочество в порыве ревности бил его плеткой, а однажды изрезал спину и живот ножом… Если бы в тот день его, истекающего кровью, не спас какой-то талантливый доктор, рабство закончилось бы вместе с жизнью. Из того кошмарного полузабытья единственное, что осталось в памяти Лайсина – это холодные голубые глаза молодого хирурга, похожие на прозрачные реки его родины, и заботливые руки, делающие ежедневные перевязки.