Лайсин молча лежал и напряженно думал о своем сне. Ему приснилось или все случилось наяву? Вытянув ладонь из-под одеяла, он внимательно ее осмотрел. Тогда между большим и указательным пальцами в ней торчал осколок стекла. Было очень больно. Но сейчас – ни царапины. Что же это? Бред воспаленного воображения или подтертая магией явь? А ведь было что-то еще… Точно! Потихоньку приподнявшись, он оперся спиной о диванный валик и задрал подбородок. Рука снова затряслась, но решительно коснулась шеи. Обруча, к его великому облегчению, на ней не было. "Значит, это был всего лишь страшный сон!" – Обрадовался Лайсин и улыбнулся вошедшему с подносом и кувшином на нем Гердену.
– Ты лежи. – Тот быстро поставил запотевший кувшин и стакан на столик рядом с диваном. Сам налил красноватый морс и подал его Лайсину. – Пей. Поварихи обрадовались, что ты выздоровел, и уже готовят тебе кашу. Но много есть все равно нельзя. Вкусно? – Спросил, забирая стакан и снова наполняя его кисловатой жидкостью. – Будешь еще? Нет? Писать хочешь?
Откуда-то из-за дивана Герден достал ночную вазу. Лайсин покраснел и просипел:
– Ты что, сам меня…?
Тот фыркнул:
– Не няньку же к тебе сажать! Чего краснеешь? Стесняешься? – Плечи подростка приподнялись вверх и опустились. – Думаешь, у меня другая конструкция?
Лайсин улыбнулся и слабой рукой потянулся к стакану.
– Вот и молодец. Тебе надо много пить.
Он поднялся.
– Если захочешь, позови. Я – за дверью. Просил подвинуть кровать, чтобы слышать твое дыхание. Не возражаешь, если я немного посплю?
Лайсин покачал головой.
– Вот и хорошо.
Герден вышел, а Лайсин сполз на подушку и задумался, глядя на мокрый бок кувшина. Когда мальчишке надоело рассматривать медленно ползущие по нему капли, он протянул руку и пальцем растер воду, сделав поверхность стекла почти зеркальной. И в ее светло-красной глубине он увидел свое отражение: бледный светловолосый мальчик на белой подушке. Он потянулся вверх, чтобы проложить дорожку каплям, собравшимся у ручки и… замер, не веря своим глазам: на его шее узкой полосой блеснул белый обруч.
Лайсин не закричал и не затрясся. Видимо, нервную горячку снимали подмешиваемые в питье лекарства. Но мозг снова услужливо прокрутил весь его "сон", чересчур похожий на реальность.
"Значит, все-таки я – раб". – Уныло подумал он. – "Ребенок без имени с собачьим ошейником. Если я убегу, мой хозяин всегда будет знать, где меня искать…"
Пока Герден спал, Лайсин продумывал линию своего поведения.
"Придется нащупывать границы дозволенного. Подстраиваться под его тяжелый и непредсказуемый характер. А еще… если так повернулась жизнь, учиться. Быть может, накапливая знания, однажды я снова стану свободным!"
Глава тринадцатая. Рочен.
Он быстро шел по переходу между корпусами, здороваясь со знакомыми и кивая головой улыбающимся пациентам. Первый день после выходных, как всегда, был самым напряженным: привозили поломавшихся в путешествиях, порезанных в пьяных драках и разбившихся в авариях пациентов. С большей частью потока благополучно справлялись дежурившие с ним в одну смену врачи, накладывающие бесконечные гипсы и зашивающие неглубокие раны. Его бригада только что закончила вторую операцию: когда на столе оказался выпавший из окна вагона поезда мужчина, на него было страшно смотреть. Кругом, куда падал взгляд, были сплошные кровоподтеки и лоскуты содранной кожи. Казалось, дело дрянь. Но принесший снимок рентгенолог сказал, что пострадавший, скорее всего, смог при падении сгруппироваться и прокатиться по насыпи так, что сломанными оказались кости ног и большой палец левой руки. Это если не считать разбитых коленей и ушиба головы. Так что пассажир, выпавший наружу ради эффектного кадра, скоро поправится. А вот старушка, открывшая дверь аэромобиля, не посмотрев в зеркало заднего вида, сгруппироваться не успела. Поэтому, ударившись о чужой капот, она отлетела к противоположному тротуару, где бессознательное тело остановил рекламный щит. Металлическая конструкция дрогнула, но выстояла. Ну а старушка, с черепно-мозговой травмой и открытыми переломами, легла на операционный стол к Рочену.
В глубине души хирург был счастлив, что зав.отделением, которому он вечно ассистировал, сегодня отдыхал в обществе молодой жены и ее завистливых родственников на собственной яхте, рассекая не чужую плоть, а мирные синие волны. Поэтому никто не мешал ему быстро и точно работать. Впрочем, старушка и сама хотела жить, поскольку сердце трудилось без перебоев, не срываясь в фибрилляцию. Однако, травмы были очень тяжелыми, а для вмешательства в мозг, чтобы убрать гематому, пришлось вызывать нейрохирурга. Когда ассистирующий Рочену доктор начал зашивать мышцы, тот пристроился сбоку коллеги, рассматривая его ювелирную работу.