Танцы с королями. Дилогия

— Постарайтесь утешить себя тем, что вы испытываете счастье любви короля в других проявлениях…

Две огромные серебряные слезы скатились по щекам Ренетты, и она нервно хрустнула пальцами:

— Я думаю, что мне было бы намного легче перенести это несчастье — неспособность зачать от него ребенка, — если бы эти девушки из Парк-о-Шерф не беременели с такой поразительной быстротой…

Эти слова безошибочно свидетельствовали о том, что отчаяние Ренетты достигло предела. Бастарды короля получали хорошие дома и пожизненную ренту, хотя уровень смертности среди них, как и вообще среди детей во Франции того времени, был так высок, что немногим незаконнорожденным детям монархов удавалось воспользоваться этими благами.

В обычном состоянии Ренетта радовалась и шутила по поводу каждой новой беременности: в присутствии Жасмин она однажды весело заметила, что отец очередного ребенка пользуется всеобщей любовью, особенно среди женщин, а тот не преминул ответить в подобном же ключе, и они оба тотчас же разразились громким смехом. А может быть, жизнерадостность и веселье в такие моменты были просто ширмой, за которой она прятала свою боль, и были направлены на то, чтобы сделать короля счастливым и довольным и сохранить его любовь?

Жасмин предложила:

— А почему бы вам не сказать королю то, что вы сказали сейчас мне? Он сделает все, чтобы пощадить ваши чувства, хотя мне кажется, что именно его любовь и глубокая привязанность к вам и заставляет его делиться с вами подробностями всех сторон своей жизни.

На лице Ренетты появилось выражение неуверенности. Но все же в ее голосе прозвучала надежда:

— Возможно, вы и правы, мой дорогой друг.

Жасмин часто думала, что она никогда бы не смогла вести такую беспокойную жизнь, какую вела в угоду Людовику мадам де Помпадур. Вечно борясь со скукой, король любил придумывать для себя все новые развлечения и не мог усидеть ни минуты на одном месте. Не ограничиваясь переездами из одного королевского дворца в другой, он часто посещал прекрасные особняки и замки, подаренные Ренетте. Во время его визитов устраивались всевозможные балы, пиры, спектакли, но тщательнее всего готовилась охота на крупных зверей, к которой Людовик испытывал подлинную страсть.

Там же нередко одновременно гостила и Жасмин по приглашению Ренетты; предпочтение она отдавала замку Бельвю, названному так, потому что из его окон действительно открывался прекрасный вид на Париж и сверкающую под лучами солнца Сену. Иногда ей даже приходилось участвовать в спектаклях, которые ставились в театре замка, причем уровень игры любительской труппы был весьма высок, и Ренетта на голову превосходила всех.

Как и во всем, к чему она имела отношение, в убранстве замка Бельвю проявился ее изумительный вкус. Интерьер поражал великолепием и изяществом. Создавалось впечатление, что стоило ей пройти по какому-нибудь месту, как там сразу появлялись прекрасные вещи, и даже цветы для нее, казалось, начинали цвести куда обильнее, чем для кого-либо другого. В некотором смысле она способствовала прославлению Франции не меньше, чем Людовик, с которым она разделяла страсть к коллекционированию картин и скульптур. Благодаря ее покровительству искусство и изящные ремесла процветали даже во время войны, но большинство подданных короля видели во всем этом лишь ненужную, дорогостоящую экстравагантность, страдая под тяжестью огромных налогов и постоянно высказывая недовольство глухим ворчанием. Каждое поражение в войне ставилось в вину тем, кто был у власти, в том числе и мадам де Помпадур.

Жасмин присутствовала в Бельвю, когда Ренетта сыграла маленькую милую шутку со своими гостями и с королем, который смеялся так же добродушно и весело, как и все остальные. В зимний день она показала им клумбу с цветами, которые пышно цвели и зеленели, и заставила всех поверить в это чудо, пока не обнаружилось, что цветы искусно сделаны из фарфора и внутрь каждого вложены сухие ароматические вещества. Непреодолимая страсть, которую испытывала Ренетта к изящным фарфоровым изделиям, привела к тому, что Людовик, как и все короли Франции до него, владевший большими ковровыми фабриками в Обюссоне и Савонне, а также фабрикой гобеленовых тканей, подарил ей фабрику и всю деревню Севр, находившуюся рядом с Бельвю. Жасмин очень обрадовалась, когда Ренетта, часто пользовавшаяся веером с узором, придуманным Маргаритой, выразила желание перенести этот узор на севрский фарфор.

— Я была бы в восторге! — воскликнула Жасмин. — А как гордилась бы моя мать!..