Танцы с королями. Дилогия

Однажды их навестил Мишель, привезший в подарок небольшую картину для Розы. Он вспомнил встречу с Виолеттой, чье лицо до сих пор смотрело с картин Буше, находившихся в коллекциях самых высокопоставленных лиц. Тогда она не произвела на него особого впечатления за исключением отменных качеств натурщицы: ее выразительное лицо и великолепное тело так и просились на холст. Другое дело ее дочь. Хотя он и не намеревался поддерживать с обитателями Шато Сатори тесных связей, все же ему хотелось оставить Розе что-нибудь на память, и для этой цели была выбрана картина, изображавшая его собственного пони и написанная им в самом начале творческой карьеры. Эта работа стоила довольно приличную сумму, хотя столь низменные материи вроде денег, как справедливо полагал Мишель, в настоящий момент не интересовали девочку.

Картина вызвала у Розы восторг. Она то и дело привставала на цыпочки, желая получше рассмотреть ее. «А как звали пони? Сколько вам было лет, когда вам его подарили? Где вы катались на нем?» — вопросы сыпались градом, но Мишелю доставляло большое удовольствие отвечать на них. Когда девочка убежала, желая на радостях похвастаться подарком перед всеми, начиная со своей няни и кончая конюхами, Жасмин сама поблагодарила его.

— Твой подарок просто замечателен, Мишель! Он принес радость нам обеим. Но у вас с Беатрис есть свои внуки, которые, возможно, не захотели бы расставаться с такой красивой картиной.

— Для них есть другие. Справедливости ради наша внучка должна иметь хоть одну мою работу ведь у нашей дочери есть твой портрет.

Уходя, он надеялся, что Виолетта взяла портрет матери не из корыстных побуждений. При этом ему казалось, что он думает о ней чуточку лучше, чем Жасмин.

Жизнь в Шато Сатори следовала хорошо отлаженному распорядку, который обеспечивал удобства и покой для всех домочадцев. Жасмин начала замечать, что она стала медленно подниматься по лестнице и любое простое дело отнимает у нее все больше времени, но она продолжала вести активную жизнь, главное место в которой принадлежало ее внучке. Роза росла не по дням; а по часам, не зная болезней и прочих невзгод. В обществе постоянно толковали о тяжелом финансовое положении Франции, и никто лучше Жасмин не знал о том, какое существование приходится влачить беднякам. Ее симпатии безраздельно были на стороне миллионов полуголодных крестьян, обрабатывавших землю, на шее которых висело ярмо многочисленных феодальных повинностей в пользу землевладельцев, прожигающих жизнь в Париже и Версале, и королевских налогов. По своей натуре она была оптимисткой и возлагала большие надежды на будущее.

— Бесполезно все время цепляться за прошлое, — решительно заявила она как-то в беседе, высказывая принцип, которого всегда придерживалась. — Хотя уроки извлекать из него следует, чтобы не повторять ошибок. Наш молодой король скоро наладит все дела. Нужно дать ему время осмотреться.

При этом ей было известно, что Людовик XVI слишком ленив и беспечен и позволяет королеве вмешиваться в политику. А Мария-Антуанетта была очень легкомысленна и во всех делах руководствовалась личными симпатиями и антипатиями, решая, кого назначить на высокие министерские посты, а кого снять.

Став королевой, она собрала вокруг себя молодых, неугомонных придворных и проводила время в беспрестанной погоне за развлечениями, в которых ее августейший супруг не принимал никакого участия. Он исправно ложился спать, а Мария-Антуанетта всю ночь напролет танцевала в Версале или инкогнито уезжала в Париж, где посещала балы в Опере, пользовавшиеся сомнительной репутацией. Случалось ей и всю ночь до утра проводить за карточным столом в весьма предосудительной компании. Надев мужской костюм, она часто ездила верхом и не боялась норовистых и быстрых лошадей. Когда на дороги ложился плотный снежный покров, она устраивала головокружительные гонки на санях от Версаля до Парижа и при этом визжала от восторга. Ее отличала также губительная для государственной казны страсть к бриллиантам, которую не могли утолить даже драгоценности короны и подарки от покойного короля и ее собственного мужа. Бриллианты украшали не только ее тело. Их густая россыпь покрывала роскошные, объемные юбки бальных платьев Марии-Антуанетты, словно небесная твердь уронила на них все свои звезды, переливающиеся волшебным, фосфоресцирующим светом.

Еще со времени приезда в Версаль эрцгерцогиня Австрийская вступила в яростный конфликт с чопорным, жестким этикетом. Теперь же, получив в свои руки огромную власть, она имела возможность кроить и перекраивать не только правила этикета, но и многое другое, задевая в процессе изменений интересы некоторых влиятельных лиц. Но никто не осмеливался перечить ей, и меньше всех король, который беззаветно любил свою супругу.