Жасмин находилась в состоянии, близком к отчаянию, ибо лицо внучки выражало не только боль и шок, но и явную враждебность, похожую на ту, что она видела когда-то в глазах юной Виолетты, и у нее разрывалось сердце при виде этого родного лица, которое еще недавно сияло лишь любовью и преданностью. Она неуверенно показала на место рядом с собой.
Садись. Я расскажу тебе все…
Роза демонстративно опустилась в кресло напротив и сидела с каменным лицом, пока Жасмин не поведала ей об обстоятельствах рождения Виолетты и обо всех последующих событиях.
— Если бы я не приняла условий твоей матери, она не оставила бы тебя здесь. Судя по ее поведению, в этом не приходилось сомневаться… — Губы Жасмин искривились, все тело затрясло так, словно ее поразила лихорадка. Она сцепила пальцы рук, словно опасаясь, что они могут разлететься в разные стороны, как птицы. — Никогда нельзя говорить «гоп», пока не перепрыгнешь. Вот и я все время гордилась тем, что не сделала никаких ошибок в твоем воспитании. А на самом деле я допустила большую оплошность, не поступив так как мне подсказывала совесть.
— Боюсь, ты права, — холодно ответила Роза. — Я всегда доверяла тебе во всем. Ты была главной моей опорой. Когда у меня возникали сомнения и мне страшно хотелось иметь мать и отца, — ведь они есть у всех моих подруг, — я говорила себе, что у меня есть ты, и никто не может быть мне дороже. Но оказалось, что все это время ты держала меня в неведении и лгала, из-за чего теперь я чувствую себя совершенно потерянной и одинокой. Ты говоришь, что моя мать вышла замуж за австрийского аристократа. Думаю, что ее нетрудно будет найти.
— Но мне неизвестно даже, жива ли она!
— Все равно я хочу знать. Если она жива, я напишу ей. Она должна хотя бы объясниться со мной. Если она знала о маркизате, то почему не предупредила тебя?
— Я могу ответить тебе на этот вопрос. Я сказала ей, что у тебя будет счастливое, нормальное детство, как и у любого ребенка, детство, которого не было у нее. Я обещала, что ты не будешь нуждаться ни в чем, что этот дом будет родным для тебя и здесь тебя будут любить и лелеять. Твоя мать, вспомнив, как у нее самой голова была забита вздорными мечтами о Версале, должно быть, решила, что все ее планы относительно твоего будущего лучше держать в тайне. Иначе я рассказала бы тебе обо всем.
Роза кивнула, очевидно, поверив этому объяснению, и порывисто вскочила с кресла. Она была не в состоянии скрыть добрые чувства, переполнявшие все ее существо.
— Тогда я не буду ей писать. Тем более, что она не захочет даже прочесть мое письмо и, скорее всего, выбросит его в камин. Пусть она и дальше думает, что я поверила в эту гнусную ложь, будто моя мать скончалась при родах.
— Не думай о ней слишком плохо. Ведь она считала, что так будет лучше для тебя.
— Было бы лучше, если бы она просто оставила меня при себе. Мне не нужен этот титул и все остальное, что к нему прилагается! — Неожиданно резким движением руки она смахнула документы со стола, и они разлетелись по всей комнате. — Но ведь придворная жизнь просто невыносима! Мне придется с утра до вечера носить одно и то же платье, а бесконечные приемы, реверансы, протокол, по которому живет эта раззолоченная знать… — Она в отчаянии откинула назад голову и произнесла: — Я не смогу дышать там!
— О, мое дорогое дитя! — Жасмин разделяла ее чувства. — Но у тебя нет выбора. Указ короля будет выполнен, в этом нет сомнений. Я рассказывала тебе, что была немногим старше, когда мой мир разрушился. Ты молода и сильна духом и преодолеешь все невзгоды на своем пути. К тому же мы с тобой будем недалеко друг от друга и сможем часто видеться.
— Неужели, бабушка? — В глазах Розы стоял холодок настороженности и пессимизма. — Я вступаю в мир, совершенно мне чужой, все равно как если бы мне пришлось поехать в другую часть света. Я больше не буду принадлежать самой себе, а стану вассалом королевы и смогу покидать дворец только с ее соизволения.
— Однажды она была очень добра с тобой.
— Я не сомневаюсь в ее доброте. В Версале она такая же пленница, какой суждено стать и мне, но ее участь еще хуже, потому что ей пришлось выйти замуж не по любви, а из соображений высшей политики. Уж меня-то никто не выдаст замуж против моей воли! Когда-то я хотела остаться здесь и ухаживать за тобой. И хотя меня теперь лишили этой возможности, существует еще одна причина. Выйти замуж означает рожать детей, а этого я не хочу. Зачем производить ребенка на свет, если его могут постигнуть те беды и унижения, которые выпали тебе, моей матери и мне? — Она повернулась к портрету Маргариты и обратилась к нему с горькой усмешкой. — И даже ты присоединилась к нашей честной компании, прабабушка! Помню, как давным-давно мне рассказывали, что ты потеряла человека, которого любила. Мы все какие-то невезучие, правда? Мы, женщины с именами цветов. Ну что ж, теперь хотя бы этот букет перестанет пополняться!
К горлу у нее внезапно подкатили рыдания. Закрыв рот рукой, она резко повернулась и вихрем умчалась из комнаты, так и не услышав то, что сказала ей вслед Жасмин: