Октограмму из трёх ступеней, главное, и спросонья нарисую. А тут какой-то треугольник в круге, да пара закорючек…
— И что дальше? Как ты его поймала!? — Не выдерживаю я, заинтригованная до нетерпеливого ёрзанья по стулу.
— Тут вообще самое интересное… Этот гад никого, кроме неё, не хотел. На меня огрызался, лишь как на помеху. Других людей вообще в расчёт не брал. А она от недосыпа уже сознание терять начала. Не вышло бы тащить её в лес и там устраивать гонки. И я придумала, что делать!
Я не глядя опрокидываю кружку с остатками пива. Уж на что не люблю его привкус, но под историю пошло как миленькое.
— И-и… — Гелла машет рукой, и тычет пальцем уже в стол, очерчивая им резкий полукруг. — Я поменялась с ней внешней оболочкой ауры.
— Да ну ла-адно!? — Я откидываюсь назад, на спинку стула. — И ты ничего не придумала лучше?
— Да, с удовольствием послушаю критику в следующий раз, когда у тебя будет подобное дело… А что бы ты предложила?
Я щёлкаю пальцами.
— Имя его уже известно. Провести вызов ещё раз и замкнуть его интерес на себя. Могло сработать. Вот если бы не сработало, тогда другое дело…
Сарэа сидит с переброшенной через спинку стула рукой, озадаченно глядя куда-то в стену. Потом моргает и останавливает взгляд на мне.
— Имрец. — Констатирует она. — Мне ведь…
Охотница с раздражённым стоном падает лицом в ладони.
— Мне и в голову не пришло!! Чучело соломенное, ни дать, ни взять… Ка-ак, как я об этом сама не подумала!? Вот что значит не спать три дня! Мало я взяла с этой семейки, ой мало!!
— Да пустое. Оставь. — Советую я. И пока она не видит, отливаю себе из её кружки.
— Ну а дальше… — Она вздыхает. — Дальше что, заставила её пройти обряд. Она ещё нос воротила: ой фу-у, я этим лицо мазать не буду, а вдруг на одежду капнет, да не отмо-оется… Я уже на взводе была. Сказала, что кровища с мозгами не отмоется точно. Она и заткнулась.
— Так и надо. — Поддакиваю я. — Совсем избалованный народ пошёл.
— Вот-вот. Так я на два дня примерила, можно сказать, чужую ауру. Скажу сразу, ощущения — кошмар. Что при обряде, что при возврате наизнанку выворачивает, и ломит все тело. Хуже, чем отравиться. И это я ещё легко отделалась. Если так неделю и дольше проходить, можно упасть и не очнуться. В следующий раз двойную цену заломлю если придётся…
— А с лигошем что?
— Сидит, голубчик. — Она едко хихикает в кружку. — В заброшенном доме, в подвале. Я заранее рисунок начертила, пока он затих. Потом забежала туда, и он за мной. Так там и остался.
— А если сунется кто, и по дурости рисунок сотрет?
— Я подвал завалила наглухо. А дом сожгла. Крыша обрушилась, дверь заклинило. А через год он и сам исчезнет…
Я изумлённо качаю головой, отпивая снова. Перед глазами покачиваются огни от настенных светильников, на миг слившись в единую полосу… </i>
***
Человек согнулся в очередной раз и его стошнило. Бледное до зелени лицо и трясущиеся руки говорили о том, что откат от обряда проходит успешно. Даже связывать его сильно не пришлось, только руки за спиной, да ноги к ножкам стула.
— Неприятно, да? — Без интереса спросила я. Он только издал глухой измученный стон, не в силах реагировать иначе.
— А если станет отпираться? — Понизив голос, ко мне сзади нагнулся Дориан.
Я только руки на груди скрестила.
— Разве он похож на несгибаемого? Особенно сейчас.
— Я вот как-то с первого взгляда несгибаемых не определяю. — Буркнул он и уселся на место.
Мы расположились в подвале дома Харута, который любезно посоветовал чувствовать себя как дома. Что ж, мне дважды повторять не надо. Я быстро притащила небольшой стол, на котором до поры до времени ждали инструменты, и на край которого я в ожидании уселась.
Дориан догадался прихватить табурет.
Схваченного на корабле человека пока усадили напротив, но внятного разговора пока не было. Его колотило, как в лихорадке.
Дориан предлагал подождать, пока он придёт в себя, а пока хотя бы поужинать. Мол, с самого же завтрака ничего не перехватили. На что я с иронией посоветовала унять внутреннего чревоугодника. Впрочем, если так срочно надо, то я обойдусь самостоятельно…
Парень надулся, как мышь на крупу, и никуда не пошёл. Я со своего места могла услышать недовольное бурчание его живота.
Допрашивать человека удобно, когда его состояние оставляет желать лучшего. Ведь пленных нарочно доводят до изнеможения, для того и служат эти блестящие предметы на столе, а у нас почти готовый результат. Сейчас только отдышится…
Я подошла, наклонилась и сочувственно спросила:
— Давно ты ходил под чужой личиной?
Он помотал головой.
— Это не… личина. — Прохрипел человек, обращаясь скорее к полу, чем ко мне.
— Значит, разбираешься в вопросе. — Заключила я. — И был в курсе. Иначе не заметил бы мою ошибку.
Человек как ни странно, тихо засмеялся.
— Ну подловила. Что тут сказать.
— Как к тебе обращаться?
Он сглотнул. Несмело покосился на нас. Взгляд оказался умным, хоть и затуманенным.
Я продолжала стоять перед ним, уперев руки в колени. На лице сочувственное выражение.