Первым, что услышал не в меру любознательный практикант, было громкое надрывное дыхание. Настолько громкое и надрывное, что Чин с перепугу чуть не кинулся в изверовскую обитель. Лишь уже привскочив с кресла, он сообразил, что комповская акустика транслирует отнюдь не отзвуки приступа астмы или сердечного припадка: просто кто-то дышал чуть ли не прямо в микрофон. Кстати, параллельно с этим до Чина дошло, что ему придется стереть кусок записи прослушивания рубки — дабы не оставлять свидетельство засовывания своего носа (точнее, уха) в конфиденциальные дела Изверга и Клоздгейта.
Между тем сквозь транслируемые компом размеренные вдохи-выдохи просочилась полузагдушенная ими речь:
— …с твоим назначением можно считать почти решенным. Черт тебя побери, Виктор, вопрос можно было бы считать окончательно и бесповоротно решенным, если бы ты сам себе не нагадил в последний момент. Я был уже на борту рейдера, когда мне сообщили о твоей выходке и о том, что официальное решение снова отложено.
Поскольку говорил явно Клоздгейт, казалось вполне допустимым предположить, что громоподобное дыхание принадлежало Извергу. Именно принадлежало — в прошедшем, стало быть, времени. То ли экс-космоволк покинул околомикрофонное пространство, то ли у него от услышанного «в зобу дыханье сперло» на манер крыловской вороны. Зато речь уполномоченного караван-командора сделалась гораздо явственнее:
— Виктор, я очень надеюсь, что не найду на станции никаких неблагополучий. Иначе, боюсь, даже флериане тебе не помогут. Между прочим, они еще дважды обращались в OOP с настоятельной просьбой, чтобы экспедицию возглавил именно ты. А мы с Джеком и Фредди постачивали себе языками все зубы, расписывая в разных инстанциях твой уникальный опыт, которого не перевесить ни годам, ни болезням. И вот когда приказ уже в директории «для подписи» ты… ты… Святые небеса, ты когда-нибудь переборешь эту свою идиотскую любовь к эпатажным выбрыкам?! Вздорный престарелый младенец!
Так, околомикрофонную территорию Изверг не покидал. Потому что от его растерянного вопроса (на деле, скорее всего, очень негромкого) у отшатнувшегося Чина зазвенело в ушах:
— Гарви, можно мне наконец узнать, какая именно из моих выходок так тебя огорчает?
— Перестань кривляться! — А вот Клоздгейт наверняка перешел на малопристойный ор: его даже стало почти совсем отчетливо слышно. — Тоже мне, наивный невинный агнец! Не понимаешь, какая выходка?! А слово «чинзано» ты понимаешь?! Три литровых бутыли коллекционного черного «Чини-чин» сорокалетней выдержки! Сюда, на твою посудину, на твое имя, чтоб его обладателю гореть в аду! Заказ по бесконтактной синтез-сети! Сегодня… то есть уже вчера вечером — перед самым моим вылетом к тебе, дураку. Срочный заказ по секретной линии снабжения высшего руководства Космотранса! Да твои бутыли еще только начали материализоваться в прием-синтезаторе, мой рейдер еще в сопространство войти не успел, как заместитель главного интенданта и еще кое-кто помельче слетели с кресел! Спиртное на старт-финиш-диспетчерской — шутки?! А ты мне теперь смеешь дурацкие вопросики задавать! Клоун!
На миг в каюте линкор-капитана сделалось по-мертвому тихо. Как ни странно, за этот короткий миг Клоздгейт сумел взять себя в руки — когда уполномоченный заговорил вновь, голос его был спокоен, деловит и опять еле слышен:
— Ничто пока не потеряно. Я уже снесся с Фредди, договорился представить все это как внеплановую проверку работы связистов и интендантства. Но учти: если моя инспекция тут у тебя выявит какой-нибудь непорядок… что-нибудь хоть на вот столько серьезнее миража в студенческой программе…
Чину не больно-то хотелось слушать караван-командорские наставления. А если бы и хотелось, все равно бы не удалось — отдаленные бормотания Клоздгейта почти напрочь забивал громоподобный изверговский шепоток, без сомнения предназначенный одному Извергу, только Извергу и никому, кроме Изверга:
— Чинзано… Щеночек, значит, пыжится доказать, что Чингисхан — это все-таки он… Ну все, щеночек… Все…
— Что ты там лепечешь?! — снова раздражаясь, осведомился уполномоченный OOP.
— Так, ерунду, — бесстрастно ответил Виктор Борисович. — Просто я… э-э-э… просто молюсь.
И подслушивающий студент, обмирая, подумал, что Изверг действительно вполне может теперь молиться. Например, за упокой души наглого щенка по фамилии Чинарев, у которого появился шанс в ближайшее время погибнуть — безвременно и насильственно.
После «молюсь» из капитанской каюты довольно долго не транслировалось ничего путного. Чин-чин уже совсем было вознамерился прекращать свое шпионское занятие, как вдруг Гарвей Клоздгейт заговорил вновь — очень по-деловому и гораздо явственнее, чем прежде: