Тараканьи бега

— Знаешь, какая разница между мной и Лигой? Не знаешь… Из одного подозрения, будто здесь прячется Гунн Вандалович, Лига пыталась уделитить четверых (в тэ че и тебя, ласточка). А я, дурень, так не могу. Только эта… Как ее? Ах, да — совесть… Так вот она тут ни при чем. Разве что это я от Изверга подцепил нечто этакое (хотя сдвиг в мозгах вроде бы воздушно-капельным путем не передается)… Нет, ты погоди в обморок, ты послушай… Дано: четыре человека, из которых один сверчок. Кто? Не я и не Ленок — уж про нас-то двоих мне точного точнее известно. И не Изверг — продайся он хоть Лиге, хоть кому, этот герой-ветеран себя бы собственнозубно сгрыз до скелета. Так что и думать нечего — Милашкой получаешься ты. И единственное, что мне сейчас мешает произвести тебя в результаты какого-нибудь несчастного случая, так это… Ну вот не верю я, когда «и думать нечего». Правда — она баба гордая, сама не напрашивается. Вот… Но и транжирить время на рассусоливания не могу я себе позволить, а уж тебе — и подавно… Эрго: единственное, что может тебя оставить в списках живых и относительно здоровых, — альтернативная кандидатура на звание Милашки. Понял? Причем не только альтернативная, но и правдоподобная. Но лично я ничего подходящего в поле зрения не фиксирую. Может, ты фиксируешь?

Против Матвеева ожидания Белоножко при этих словах перестал норовить в обморок. Мало того — он даже порозовел и явно приободрился. И сказал:

— Фиксирую. Только не в поле. В кармане.

— Что?! — Молчанов чувствовал, что его молчановские брови взбираются куда-то к самой макушке.

— Альтернативная правдоподобная кандидатура. Даже не кандидатура, а собственно оригинал. Ты, кажется, интересовался, где я был во время гипноудара? Вот, ловил. И поймал.

Он запнулся на миг, беззастенчиво наслаждаясь выражением Матвеева лица, затем смилостивился:

— Ты не думай, я не время тяну и не выкручиваюсь. Сейчас все объясню, сперва только ответь: ты же, конечно, знаешь, что такое «Макрохард»?

— Точно убью гада, — выцедил Матвей, набычась.

— Х-хе! Кто из имеющих хоть какое-то отношение к компьютерам не мечтает убить «Макрохард»?! А на деле макросы уже больше двух столетий сами всех имеют во все места… и всех имеющих отношение имеют, и антимонопольные законодательства, и…

— Я не про «Макрохард», — перебил Матвей, уставший дожидаться окончания этой еще одной разновидности мужичьей истерики. — Я тебя, гада, убью. Из милосердия — чтоб ты не захлебнулся своим словесным поносом.

— Ладно, еще только один вопрос. Крупнотвердые всю дорогу собачатся с Лигой. Какое впечатление производит?

Лже-Чинарев гулко вздохнул, промямлил что-то в роде «лучший способ отделаться от сумасшедшего — не противоречить»; потом сказал внятнее и громче:

— Даже еще более жалкое, чем твои монологи. В осведомленных кругах потрындевывают, будто макросы как бы не главные основатели Промлиги. Подгребли через нее управляющие пакеты чуть ли не всех оближенных, и вообще… А грызня — это для общественного мнения, для хлопов то есть.

— Трогательное совпадение наших мировозз… — Тут Белоножко перехватил весьма недвусмысленный взгляд Матвея и моментально сделался очень серьезен и деловит:

— Так вот, мой дядюшка в «Макрохарде» не бугор, конечно, — так, бугорок… но довольно заметный. И вот перед самым моим отъездом на практику…

Молчанов слушал, не перебивая, внимательно слушал. Дослушав до конца, попросил — странно, будто бы обмирая:

— Покажи, а?

Виталий торопливо выпутал из кармана и перебросил ему черный цилиндрик, отдаленно напоминающий «семечницу». И пока Матвей, изловив, так да этак вертел перед глазами брошенное, положительный человек староста завел снова:

— Понимаешь, мне все это сразу не понравилось. С чего бы, думаю…

— А почему он передал это через тебя? — вдруг оторвался от рассматривания хакеро-поэт. — Был же с нами сопровождающий офицер… экипаж транспорта, который нас доставлял… отчего бы не с ними?