Тараканьи бега

Здешний визион-демонстратор куда б уместней смотрелся в кунсткамере — в роли наидревнейшего экспоната. Хоть бы ж горе-работнички из стратоаэро (или муниципалы, или в чьем там бишь ведении припортовая площадь?) — хоть бы ж эти горе-неведомые-работнички озаботились энерготентом, что ли, защитить выставленного под открытое небо дедушку современной голографии! Уж коли дедушка по дряхлости ничего встроенного на сей счет не имеет… Но в головах неких работничков тоже, поди, отсутствовало что-то, чему бы надлежало быть встроенным от рождения. И редкие снежные хлопья, сырые и серые, пританцовывая в ветряной дерганой пляске, неслись прямиком сквозь профессорскую мокрую лысину.

Да, профессор взопрел от вожделения к деньгам, тяжесть коих, казалось, уже оттягивала его карман. Еще бы, вопросец-то плевей плевого! А денежки профессору ой, небось, как надобны… Вон жакетик на яйцеголовом какой нитонисешный — а ведь для съемки, без сомнения, самое лучшее из своего гардероба выбрал…

Матвей запоздало осознал, что все эти крайне своевременные да важные откровения бормотал и бормочет вслух. Это осознание, правда, его удивило не очень. ОЧЕНЬ его удивила Леночкина реакция.

Леночка, похоже, оные откровения впрямь сочла и своевременными, и важными. Она с неприкрытой заинтересованностью отслеживала визионное действо, то и дело принимаясь наборматывать корректировочные указания встроенному в столешницу звукотранслятору (собственно, демонстраторный саунд здесь, в кафе, слышен был плоховато). И вдруг сквозь Халэпочкино бормотание прорезалось:

— А жалко профика, правда? Ну откуда этой окаменелости знать, кто такой Квазимодо?

— Да как раз бы такому и знать, — рассеянно пробормотал Молчанов, не без опаски принюхиваясь к содержимому своего бокала.

В бокале пенилось, по-гадючьи шипя, нечто лазорево-голубое. Пахло оное нечто фиалками, и еще… Еще… Наверное, кому как, а вот Матвею мгновенно и ярко представился безветренный теплый вечер, старый тенистый парк… в котором уже с неделю отчего-то не работают санудобства и неделю же идет бесплатный фестиваль пива. На том пивные аналогии и иссякали, хотя меню содержало неизведанный лазурный продукт именно в директории «Beer». Там, в меню, правда, еще сноска была: «протокольно-любимый напиток ее властительной неприкосновенности королевы-девственницы, рецепт получен в рамках культурного обмена». Вот так. Конечно, интересно бы попробовать, чего там выдумали себе вместо людского пива горпигорские псевдомлекопитающие приматоиды. И конечно, биоэкспертиза никогда бы не допустила к продаже ничего по-настоящему вредного. Но… Уж больно старательно Ленок мусолила наманикюренным своим пальчиком менюшный контакт-дисплейчик, явно выискивая что-то конкретное. А было это, кстати, уже после того, как Матвей галантно предоставил выбор заказа ей, Чингисханочке… предварительно велев официанту забыть на фиг слово «чинзано». Официант — шустрый такой, верткий, на совершенно бесшумном гусеничном ходу — оказался еще и крайне покладист (в тэ че оттого, что Матвей обеспокоился изобрести себе кое-какой приборчик, побуждающий исполнительные механизмы делаться просто ну ва-аще исполнительными). И как Халэпочка ни изощрялась на чинзановую тему, ответ был неизменен: «Названный вами продукт недоступен, приносим извинения за неадекватность меню». В конце концов Леночка фыркнула (какая-нибудь там разъяренная пантера, услыхав, околела бы от зависти) и, позыркивая на Молчанова (пантера бы второй раз околела из-за той же причины), занялась изучением меню.

Так что Матвей бокал свой повертел в руках так да этак, но, ввиду всего изложенного, пригубить не рискнул, отставил — аккуратно, будто взрывчатое что-то… Впрочем, почему ж «будто»? От псевдомлекопитающих горпигорцев чего угодно ждать можно. А уж от взъевшегося Ленка — и подавно. К своему бокалу она, между прочим, не спешит притрагиваться. Она, видите ли, всецело захвачена созерцанием то ли визион-игрища, то ли мокнущего под волглым снегом Виталия. Всецело? А вот как бы не так. Иначе, что ж не сдержала разочарованный вздох, когда Матвеев бокал коснулся столешницы?

— Э-эх! — мрачно сказала Ленок, продолжая таращиться в прежнем направлении. — Проф че-то уж слишком лонгное тайпает. Зуб даю: эррик какой-то вешает, глюкозавр лысый…

В отличие от площадного визион-демонстратора, над кафешкой энерготент имелся — хороший такой, изнутри невидимый, а снаружи глядящийся непрозрачной зеркальной призмой. А еще в кафе имелся микроклиматер. Поэтому Леночка свой форменный комбинезон-дутик не только расстегнула, но и спустила до пояса. В результате выяснилось, что выше упомянутого пояса под комби у нее надет только лишь топик. То есть это Леночка называет такую одежду «скромный топик». У большинства же нормальных людей подобное именуется крайне вызывающим лифчиком. Или ленточкой. Верней, тесемочкой.