Тараканы

– Черт побери, Харри! Вы совсем замучили меня с этими видеокамерами. Я никак не могу сосредоточиться. – Йенс застонал, уронив ладони на стол. – Знаете… знаешь, что произошло сегодня ночью? Мне приснилось, что я убил посла. Что мы вместе с ним поехали на машине в мотель, где я и всадил ему в спину тесак. Я пытался остановиться, но мое тело мне не повиновалось; я, словно робот, все колол и колол его ножом…

Он умолк.

Харри хранил молчание, выжидая, когда тот продолжит свой рассказ.

– Дело в том, что я не могу находиться взаперти, – проговорил Йенс. – И никогда не мог. Мой отец обычно…

Он тяжело сглотнул и сжал правую руку в кулак. Харри увидел, как побелели костяшки пальцев. Йенс продолжал почти шепотом:

– Если ко мне придут с письменным признанием и велят подписать его в обмен на свободу, я плюну на все и подпишу что угодно.

Харри поднялся со стула.

– Все же попытайся вспомнить, кто тебя видел. Теперь, когда мы разобрались с видеозаписями, ты можешь подумать как следует.

И он повернулся к двери.

– Харри!

Харри никогда не мог понять, что делает людей разговорчивей, едва поворачиваешься к ним спиной.

– Я слушаю.

– Почему ты решил, что я невиновен, когда все остальные думают обратное?

Харри ответил, не поворачиваясь:

– Прежде всего потому, что у нас нет доказательств вины, всего лишь шаткое алиби и туманный мотив.

– А еще?

Харри усмехнулся и повернул к нему голову:

– Потому что я сразу понял, что ты мешок с дерьмом, едва тебя увидел.

– Что?

– Я очень плохо разбираюсь в людях. Всего хорошего.

Бьярне Мёллер открыл один глаз и посмотрел на будильник, стоявший на ночном столике, мучительно думая, кто же это звонит людям в шесть часов утра.

– Знаю-знаю, который час, – произнес в трубке голос Харри, прежде чем Мёллер успел что-то сказать. – Слушай-ка, проверь мне одного парня. Так, ничего конкретного, просто нутром чувствую.

– Нутром? – Голос Мёллера напоминал звук, издаваемый куском картона, попавшим в спицы велосипедного колеса.

– Да-да, есть такое чувство. Я думаю, мы вышли на норвежца, так что круг поисков сужается.

Мёллер откашлялся, прочищая горло.

– Почему именно норвежец?

– Сейчас объясню. На пиджаке Мольнеса были обнаружены следы оленьего жира, вероятно с ножа. Удар был нанесен под таким углом, что становится ясно: убийца довольно высокого роста. А тебе известно, что тайцы в своей массе люди низкорослые.

– Хорошо, но неужели ты не мог подождать пару часов, Холе?

– Разумеется, мог, – ответил Харри.

Возникла пауза.

– Так почему же ты звонишь в такую рань?

– Потому что пять следователей и один начальник полиции сидят здесь и дожидаются, когда ты наконец прочухаешься, шеф.

Мёллер перезвонил через два часа.

– По какой причине ты решил, что мы должны проверить именно этого парня, Холе?

– Я подумал, что человек, смазавший нож оленьим жиром, наверняка бывал в Северной Норвегии. Потом я вспомнил пару своих приятелей, которые проходили военную службу в Финмарке и привезли себе оттуда саамские ножи. Ивар Лёкен долго был военным и служил в Вардё. К тому же я полагаю, что он хорошо знает, как обращаться с таким ножом.

– Может, ты и прав, – произнес в ответ Мёллер. – Что тебе еще известно о нем?

– Совсем немного. Тонье Виг считает, что он просто досиживает здесь до пенсии.

– В базе данных на него ничего нет, – сказал Мёллер и вдруг умолк.

– Что?

– И все же одна зацепка имеется.

– Какая именно?

– В поисковике всплыло его имя, но файл я открыть не смог. А часом позже мне позвонили из Генштаба в Хюсебю и поинтересовались, с какой целью я пытаюсь открыть этот файл.

– Ого!

– Мне велели направить письменный запрос, если я хочу получить сведения об Иваре Лёкене.

– Забудь об этом.

– Уже забыл, Харри. В любом случае мы этого делать не будем.

– Ты разговаривал с Хаммерволлом из отдела половых преступлений?

– Да.

– Что он сказал?

– Что никакой базы по норвежцам-педофилам в Таиланде, разумеется, нет.

– Так я и думал. Чертова Информационная инспекция!

– Она здесь ни при чем.

– Вот как?

– Несколько лет назад мы подготовили обзор состояния дел, но единственное, что мы можем, – это следить за ситуацией. Потому что таких норвежцев слишком много.

Когда Харри позвонил Тонье Виг и попросил о срочной встрече, она настояла на том, чтобы они встретились за чаем в Писательской гостиной, что в отеле «Ориентал».

– Все туда ходят, – сказала она.

Харри понял, что под «всеми» подразумеваются белые люди, состоятельные и хорошо одетые.

– Добро пожаловать в лучший отель мира, Харри, – прощебетала Тонье, сидя в кресле в вестибюле.

На ней было синее хлопчатобумажное платье, в руках она держала соломенную шляпку, и весь ее облик, так же как и облик других людей в вестибюле отеля, напоминал о старых добрых колониальных временах.

Они удалились в Писательскую гостиную, заказали чай и церемонно раскланялись с другими белыми, которые, судя по всему, считали, что цвет кожи – это повод для обмена приветствиями. Харри нервно позвякивал фарфоровой чашкой о блюдце.

– Здесь не очень уютно, Харри? – Тонье маленькими глоточками пила чай, лукаво поглядывая на инспектора.