Крики утихли. Один петух на ринге упал. Кто-то застонал, мужик в сером льняном костюме сердито сдвинул шляпу на затылок. Харри смотрел на умирающую птицу. Было видно, как под оперением слегка подергиваются мышцы, потом все кончилось, и петух лежал совершенно неподвижно. Выглядело все это нелепо и казалось какой-то абсурдной игрой – сплошные крылья, лапы и крик.
Мимо Харри пролетело окровавленное перо. Таец в широких штанах унес с ринга мертвую птицу. Казалось, он вот-вот расплачется. Второй петух продолжал важно расхаживать взад-вперед. Теперь Харри заметил его раздвоенный гребешок.
Официант подошел к Йенсу с пачкой денег. Другие смотрели на него, кто-то кивал головой, но все молчали.
– Ты когда-нибудь проигрываешь? – спросил Харри, когда они снова вернулись за свой столик в ресторане.
Йенс взял сигару и заказал коньяк, старый сорокаградусный «Ричард Хеннесси», причем официант дважды переспросил название. Трудно было представить себе, что этот Йенс был тем самым человеком, которого Харри еще вчера утешал по телефону.
– Знаешь, почему азартные игры – это болезнь, а не профессия, Харри? Потому что игрок любит риск. Он живет и дышит этой дрожащей неопределенностью.
Он выпустил дым колечками.
– Но со мной все наоборот. Я готов идти на любые крайности, чтобы свести риск к нулю. И сегодня я выиграл благодаря своим затратам и собственному труду, а это немало, поверь мне.
– Ты никогда не проигрываешь?
– Это оборачивается достойным кушем.
– Оборачивается? Уж не имеешь ли ты в виду, что игроки рано или поздно должны рискнуть всем, что имеют?
– Что-то вроде того.
– Что за радость играть, если заранее знаешь исход?
– Радость? – Йенс потряс пачкой денег. – Вот что доставляет радость. По крайней мере, мне. Я человек простой, – продолжал он, разглядывая свою сигару. – Будем откровенны. Я грубоват.
И он внезапно разразился смехом. Харри натянуто улыбнулся.
Йенс посмотрел на часы и вскочил:
– В США уже открываются биржи. Чертова работенка. Увидимся. Подумай насчет того, что я рассказал тебе о моей сестре.
Он скрылся за дверью, а Харри все сидел, курил сигарету и думал о его сестре. Потом он взял такси в Патпонг. Он сам не знал, что ищет, но вошел в стрип-бар, заказал пива и тут же ушел оттуда. Поел лягушачьих лапок в «Ле Бушероне», к нему подошел хозяин заведения и начал жаловаться на плохом английском, как он скучает по Нормандии. Харри рассказал ему, что его дедушка был в Нормандии в день «Д». Это была неправда, но француз от его слов просто засиял.
Заплатив, Харри отправился в другой бар. Девица на высоких каблуках подсела к нему и, подняв большие карие глаза, спросила, не желает ли он заняться оральным сексом. «Конечно хочу», – подумал он, но отрицательно качнул головой. Он заметил, что на телеэкране, висящем над зеркальной стойкой бара, показывают игру «Манчестер Юнайтед». В зеркалах отражались девицы, танцующие прямо за его спиной на крохотной сцене. Их соски были заклеены золотыми бумажными звездами, ровно настолько, чтобы показать, что в баре соблюдается запрет на обнаженку. К трусикам была прикреплена бумажка с номером: полиция не спрашивала, для чего это, но всем было известно, что номер нужен во избежание недоразумений, когда клиент заказывает девушек в баре. Харри уже заметил ее. Номер 20. Дим была крайняя из четырех танцовщиц, и ее усталый взгляд радаром скользил по собравшимся мужчинам. Временами по ее лицу пробегала улыбка, но глаза при этом оставались безжизненными. Похоже, ей удалось установить контакт с худым мужчиной в тропической униформе. Немец, предположил Харри, сам не зная почему. И посмотрел на ее бедра, покачивающиеся из стороны в сторону, на ее черные блестящие волосы, подпрыгивающие на спине, когда она поворачивалась, на гладкую, пылающую кожу, словно светящуюся изнутри. Если бы не выражение лица, ее можно было бы назвать красавицей, подумал Харри.
В какой-то момент они встретились глазами в зеркале, и Харри ощутил беспокойство. Судя по всему, она его не узнала, и он перевел взгляд на телеэкран, где красовалась спина игрока, которого должны были сменить. Тот же самый номер. Сверху на футболке было написано: «Сульшер». Харри словно очнулся.
– Черт! – воскликнул Харри, опрокинув стакан, так что кола вылилась на назойливую куртизанку. Харри рванул к выходу, слыша за спиной ее негодующие крики: «You not my friend!»[32]
Не застав дома Ивара Лёкена, он позвонил Тонье Виг.
– Харри, я как раз пыталась связаться с тобой! – заторопилась она. – Вчера Лёкена не было на работе, а сегодня он сказал, что перепутал ресторан и ждал меня совсем в другом месте. Что происходит?
– В другой раз, – прервал ее Харри. – Ты не знаешь, где сейчас Лёкен?
– Нет. Хотя постой, сегодня же среда. Он и еще двое других из посольства должны быть на тематическом вечере в «FCCT». Это такой клуб для иностранных корреспондентов в Бангкоке, но его членами являются также многие экспаты.
– Экспаты?
– Извини, Харри. Ex-patriots. Иностранцы, которые живут и работают в Бангкоке.
– То есть иммигранты?
Она ответила коротким смешком:
– Мы так себя не называем.