Таран

— Ой, смотрите! — вскричала Даша. — Камин отодвинут!

Действительно, камин, который казался массивным и сделанным из кирпича, облицованного изразцовой плиткой, на самом деле был декоративным, из папье-маше, а «изразцы» были отштампованы из стеклопластика. Более того, внутри камин оказался полым, и там было достаточно места не только для того, чтоб спрятать плоский атташе-кейс, но и полномасштабный дорожный чемодан.

— Это, наверное, Седой! — возбужденно пробормотала Даша. — Мы здесь трое были: я, Пятак и он! А потом, когда газ пошел, я не заметила, как они убежали…

— Ладно, не тараторь, — произнес Костыль. — Разберемся…

С автоматом и «дипломатом»

Таран в это время лежал в лесу, в небольшой ямке, заросшей кустами дикой малины, перемешанной с крапивой, и окруженной густыми кустами бузины. Лежал живой, не раненный и даже боли от полученных менее чем час назад побоев не ощущал. Только запыхался очень — пробежал несколько сот метров в спринтерском темпе по пересеченной местности. Неужели вырвался?! Не верилось… Полчаса назад — всего полчаса назад! — он еще находился в подполе, как ему казалось, почти в могиле, рядом с тремя мертвецами.

Микита и Гогин парень, оставшийся для него безымянным, его особо не печалили. Но вот к третьему, к Алексею Иванычу Душину, который умирал у него на глазах, он не мог остаться равнодушным. Ни в коем случае! И сейчас у Юрки в ушах все еще звучал его тихий, угасающе-усталый голос, которым бывший майор произносил то, что решил доверить ему ради того, чтоб его, Тарана, побыстрее убили, не подвергая долгим мукам:

— На втором этаже есть комната с камином… Он не настоящий, пустой внутри. Вот там и лежит… чемоданчик. В нем — компьютер, четыре дискеты-трехдюймовки, диктофон с пятью кассетами и папка с бумагами… Открыть камин просто: справа от него, если лицом к нему стоять, крайняя, у самой стены, паркетина вытаскивается. Под ней кнопка, нажмешь — откроется. Братан мой покойный Степа там деньги прятал. Черный нал… И допрятался — убили. Видно, и мне тоже на роду написано…

Как раз в этот момент сверху до их ушей долетели слова Чалдона, начинавшего переговоры с Пятаком.

— Пожалуй, подерутся они! — заметил Душин.

— Все равно и те убьют, и эти… — произнес Юрка упавшим голосом.

— Это так, но, покамест они друг друга мочить будут, есть шанс уйти… — сказал Алексей Иванович.

— Куда? — вздохнул Юрка. — Руки-то связаны… А шкаф, который наверху стоит, и вовсе не сдвинуть.

— Руки уже сейчас освободить можно. Был бы я покрепче — развязал бы, но ты и сам обойтись можешь. Перекатись вон туда, там кирпичный столб фундамента. Повернись к нему спиной, растяни эластик посильнее и три об угол столба покрепче. Минут за пять перетрешь. А шкаф… Ну, и его, если жить захочешь, одолеешь…

Потом Душин, немного передохнув, сказал:

— Если жив останешься — запомни телефон в городе: 45-67-23. Спросишь Генриха и передашь ему привет от Вольдемара. Запомнил? Если он тебе назначит встречу — расскажешь все как было. Возможно, он и тебе поможет, и за меня расквитается…

Это были последние слова майора запаса. Он глубоко вдохнул — и больше не дышал. В темноте Таран его лица не видел, но понял — все.

Сразу после этого Юрка перекатился туда, где был кирпичный столб, и стал перетирать Микитин поясок. Упорно и ожесточенно, а по щекам у него катились злые, непрошеные и непреодолимые слезы. Не от боли — от ярости и чувства вины. И перед Душиным, и перед Крыловым. То есть перед теми, кто пожалел их с Дашей и пустил переночевать, не зная, что этим себе смертный приговор подписывают. А виноватым Юрка чувствовал себя потому, что прохлопал бегство этой красивой гадины, которую надо было бы применить еще там, в «камере» на складе вторсырья. Или пристрелить тогда, когда они в лес заехали…

Юрка освободился от пут как раз тогда, когда началась стрельба. И для пробы уперся руками в люк, еще придавленный шкафом. Он стоял на невысокой лесенке всего в три ступени и пытался сдвинуть непосильную тяжесть. Потом понял, что не удастся, выматерился в бессильной ярости и уселся на труп Микиты. Минуту или меньше слышал тарахтение автоматов, звон гильз, падавших на пол, а потом грохнул гранатный взрыв, от которого он на несколько минут оглох и не слышал ни шума от падающих на пол обломков шкафа, ни топота Прони и его бойцов, ворвавшихся в дом. Через какое-то время слух вернулся, он услышал, что стреляют где-то далеко от кухни, и решил еще раз попробовать. Взобрался на самую верхнюю ступеньку лесенки, уперся в крышку люка не только руками, но и спиной, распрямился — и выбрался на волю. Почти как князь Гвидон из сказки — «вышиб дно и вышел вон».