Таран и Недобитый Скальд

— О, это развалины дома одного из арендаторов, — мило улыбнувшись, ответил мне граф. — Дом сгорел очень давно, еще во времена моего деда. Сколько себя помню, эти развалины всегда были там. Однако вы правы, милая баронесса, выглядят они очень живописно и поэтично. Если хотите, мы можем прогуляться и полюбоваться ими с более близкого расстояния.

Графиня напряглась и начала жевать тонкую перчатку. Я удивленно уставилась на графа. Воистину, если существовал на свете клуб мазохистов и любителей неприятностей, граф стал бы его председателем или почетным членом. Графиня Маленберг готова была удавить своего мужа его же собственными кишками. Граф же, словно ничего не замечая, молодящимся козлом летал вокруг меня…

Графа громко окликнул какой-то слуга, прибежавший со стороны поместья. На лице парня были написаны дикий ужас и смятение. По-моему, вчера слуги, которых мне удалось повидать, выглядели поспокойнее. Я перепугалась, не переусердствовал ли Джеральд в нашем плане удивления графьев и не сделал ли из дома со всеми средневековыми удобствами колхозный сарай.

Парень подбежал, поклонился и выпалил:

— Вам надо поторопиться домой, господа. Приехала мать ее сиятельства графини, достопочтенная вдовствующая маркграфиня, — и он невнятно бормотнул фамилию. Мне послышалось нечто вроде “Бульдог”. Уточнять мне не захотелось.

Личико графа мгновенно погрустнело. Такое лицо можно наблюдать у ребенка, когда ему обещали дать конфетку, а вместо этого отправили есть манную кашу с комками. Графиня, напротив, оживилась, предвкушая страшную месть.

Маркграфиня Бульдог и вправду не была образцовой тещей. Этакая злобствующая кочерга в кружевах с проницательным взглядом и кодексом поведения зятьев собственного составления. Меня она удостоила холодным взглядом и приподнятой бровью. Я расценила это как теплое и дружелюбное приветствие с ее стороны, так как на зятя она вообще не глянула, да и дочь еле поцеловала.

В столовой во время завтрака в основном стояло гробовое молчание. Маркграфиня привезла с собой двух младших дочерей, девиц на выданье, очень полнокровных и оживленных молодых кобылок, но даже они хранили спокойствие под взглядом мамаши. Граф вообще сник и старался сделать вид, что его здесь нет. Графиня, садистски наслаждаясь происходящим, ябедничала маме на ушко. Наконец, маркграфиня прервала молчание и спросила меня голосом, не предвещающим ничего хорошего (таким голосом обычно учителя говорят “К доске пойдет…”):

— Кто ваш отец, баронесса Валленхельм?

Я вздрогнула. Родословную и гинекологическое древо я не заучивала, но нашла, как вывернуться:

— Маркиз Карлмарксштадт! — Что, съела, бабуся? Спорю, в ваше время политподготовки еще не было! Маркграфиня нахмурилась:

— Не слышала о таком. Он не норвежец, случаем?

— Нет, что вы, — бодро ответила я. — Чистокровный ариец, то есть немец.

— Ах, немец, — кисло протянула теща графа и потеряла ко мне всякий интерес, переключившись на грехи зятя.

Под предлогом беспокойства о состоянии бедного мужа я смылась из столовой, к тому времени уже напоминавшей камеру пыток. Поднимаясь по лестнице, я размышляла о новом счастье, подвалившем нам с Джеральдом в лице графской тещи. Спорю на самое дорогое, через день тут будет твориться такое, что и не снилось “дедам” в нашей армии. Маркграфиня точно сделает из дома одну большую гауптвахту, и не удивлюсь, если меня приговорят к расстрелу.

Джеральд выглядел неприлично здоровым и лоснящимся от избытка сил и еды, переполнявшей его желудок. Когда я вошла, он приветственно помахал мне громадной бараньей ногой:

— Доброе утречко!

— Хотелось, чтобы это было так, — привычно огрызнулась я. — Мы здорово влипли.

— Мне больше не дадут еды? — огорчился Джеральд. Кто про что, а этот троглодит про сосиски…

— Да при чем тут твоя еда, — отмахнулась я, присаживаясь на кровать. — Кстати, а кто тебя так щедро ею снабдил? Что, в доме завелся добренький барабашка?

Джеральд смачно вгрызся в остатки баранины и, чавкая так, что стены тряслись, сообщил:

— Вовсе нет. Еду мне принес Ларсен.

— Кто?

— Ну Ларсен. Тот бандюга, который у нас под кучера замаскирован, — пояснил Джеральд, переходя к паштету. — Он спер все это на кухне. А почему ты сказала, что мы влипли, если у нас еду никто не собирается отнимать?

— Потому что к графу приехала теща, и если б ты ее видел, то понял бы, что живыми нам отсюда не выбраться. В крайнем случае, по частям или скелетами.

Джеральд подавился паштетом и уставился на меня испуганными глазами:

— Ка… какая теща?

— Самая настоящая теща, самая тещинская теща, — мрачно ответила я, переходя к метафорам и словотворчеству. — И эта грозная женщина решительно настроена на полном и бесповоротном завоевании дома. Я думаю, крепость будет захвачена к вечеру, когда бабуля Бульдог выведет из строя графа.

Джеральд грустно икнул и оставил паштет в покое:

— Что же нам делать?

— Выход один — нейтрализовать тещу. А пока мы не придумаем, как это сделать, шпионско-подрывная деятельность на время прекращается, понятно? Кстати, ты успел хоть что-нибудь сделать, пока я таскалась с графьями в церковь?