На Востоке господствует чувство, на Западе владычествует мысль. А России суждено слить в себе мысль и чувство при лучах просвещения, как сливаются на небе цзеты радуги от яркого блеска солнца. Восток презирает суетность житейских треволнений - Запад погибает в беспрерывном их столкновении. И тут можно найти середину. Можно слить желание усовершенствования с мирным, высоким спокойствием, с непоколебимыми основными правилами. Мы многим обязаны Востоку. Он передал нам чувство глубокого верования в судьбы провидения, прекрасный навык гостеприимства и в особенности патриархальность нашего народного быта. Но, увы! он передал нам также свою лень, свое отвращение к успехам человечества, непростительное нерадение к возложенным на нас обязанностям и, что хуже всего, дух какой-то странной, тонкой хитрости, который, как народная стихия, проявляется у нас во всех сословиях без исключения. При благодетельном направлении эта хитрость может сделаться качеством и даже добродетелью, но при отсутствии духовного образования она доводит до самых жалких последствий. Она доводит к неискренности взаимных отношений, к неуважению чужой собственности, к постоянному тайному стремлению ослушиваться законов, не исполнять приказаний и, наконец, даже к самому безнравственному плутовству. Востоку мы обязаны, что столько мужиков и мастеровых обманывают нас на работе, столько купцов обвешивают и обмеривают в лавках и столько дворян губят имя честного человека на службе.
Страшно вымолвить, - а привычка в нас сделала то, что мы остаемся равнодушными, будучи свидетелями ca?,ibix противозаконных хищений, так что даже первобытные понятия наши с годами изменяются и кража не кажется на",1 воровством, обман не кажется нам ложью, а какойто предосудительною необходимостью. Впрочем, слава богу, тут Западом побежден у нас Восток, и мстительный факел осветил пучину козней и позора. Долго еще будут у нас проявляться следы сокрушительного начала, но они давно уже переходят в осадки всех сословий, в низшие слои людей разных именований, потому что каждое сословие имеет свою чернь. Как ни говори, как ни кричи, что ни печатай, Россия быстрым полетом стремится по стезе величия и славы - к недосягаемой на земле цели совершенства. И более всех других народов Россия приблизится к ней, ибо никогда не забудет, что одного вещественного благосостояния точно так же недостаточно для жизни государства, как недостаточно для жизни частного человека. Широкой, могучей пятой задавит она мелкие гадины, кровожадные ехидны, которые хотят ползком пробраться до ее сердца, и весело отпрянет она, полная любви и силы, к чистому, беспредельному русскому небу...
- Вот, - заключил Иван Васильевич, - предмет так предмет! Влияние нравственное, влияние торговое, влияние политическое. Влияние восточное, слитое с влиянием Запада в славянском характере, составляют, без сомнения, нашу народность. Но как распознать каждую стихию отдельно? Народность-то, кажется, препорядочно закутана. Ее придется распеленать, чтоб добраться до нее, а потом как узнаешь, что пеленка, что нога? Мужайся, Иван Васильевич! Дело великое! Ты на Восток недаром попал; итак, изучай старательно влияние Востока на сзятую Русь... Ищи, ищи теперь впечатлений. Всматривайся в восточные народы. Изучай все до последней мелочи...
Рассмотри каждую каплю, влитую в нашу народную жизнь, - а потом и найдешь ты народность. За дело, Иван Васильевич, за дело!
ВПЕЧАТЛЕНИЕ ПЕРВОЕ...
- Барин, не надо ли халат, настоящий ханский, какие сам хан носит?
- Барин, не надо ли бирюза! Самый лучший. Некрашеный!
- Барин, не надо ли китайский жемчуг?
- Китайский туш.
- Китайский зеркало.
- Ергак самый лучший.
- Купи, барин, купи, барин.
- Дешево отдам.
- Деньги нужны.
Иван Васильевич поднял голову. Пока он приготовлялся к первому своему впечатлению, комната наполнилась татарами в чибитейках, с выразительными лицами, с товарами подмышкой. Все говорили вместе, все кланялись и улыбались; каждый хватался сперва за суконный или кумачный кафтан, вытаскивал из-за пазухи желтенькие сложенные бумаги и потом, бросившись на пол, начинал развязывать узлы с халатами и разными тканями.
У Ивана Васильевича глаза разбежались. Во-первых, он привык за границей благоговеть перед азиатским товаром; во-вторых, он был из числа тех русских людей, которые не могут взглянуть в лавку, не почувствовав желания купить все, что в ней есть. Всякая пестрая дрянь в виде товара имеет для таких людей какую-то неодолимую прелесть. Иван -Васильевич забыл и влияние Востока и прекрасные свои исследования. Он вдруг одушевился новым чувством: ерлу чрезвычайно понравился полосатый халат.
- Что стоит? - спросил он.
- Последняя цена триста рублей. Другого не найдешь... Не делают больше... Эй, бери, барин. Будешь доволен... Приезжал князь из Петербурга, два такие халата взял.. Семьсот рублев заплатил. Не скупись, барин... Для тебя отдам за двести пятьдесят... Барин, вижу, хороший.
Купи, право... Да посмотри, что за халат. На обе стороны.