Таркарис

– Вот и славно. В нашей общине главное не лениться и помогать друг другу, – Олдман встал с кресла и уже собирался уходить, как его остановил Джон.

– Подождите минутку. Мне просто интересно, а могу ли я как-нибудь приблизиться к Вавилону? Кажется у меня остался там один знакомый.

– Боюсь, что ничего не получится. С той горы, откуда ты пришёл, нельзя спуститься – там стоят невидимые энергетические барьеры, сжигающие любую органику.

– Но горы можно обойти, куда ведёт эта долина?

– В бескрайнюю пустыню, где нет даже насекомых и падальщиков. Так что можешь спать спокойно – никто не потревожит нашу общину.

Новая обстановка – новые хлопоты. Джон приятно удивился обилию разносторонней работы, которую должен был делать крестьянин, чтобы выжить и скрасить быт: шить одежду и обувь, варить пиво, изготавливать самодёльные спички и зажигалки, строить здания из подручных материалов. А список аграрных работ уступал только объёму знаний, необходимых для развития кузницы, где нужно было заново изобретать химию, физику и металлургию.

Джон с радостью окунулся в сельско-хозяйственный труд и изучение ремесла плотника. Он хотел приобрести трудолюбие и избавиться от всех признаков лени. И ещё ему казалось, что он сможет за год освоиться со всеми премудростями крестьянской жизни.

Время шло, и постепенно до него стало доходить, что некоторые вещи нужно осваивать всю жизнь, а для других важны врождённые таланты и особенности – одни люди держали топор как продолжение руки, а другие умудрялись ронять его под ноги. Так вышло, что Джон старался добиться успеха в какой-нибудь области, но всегда получал средние или неудовлетворительные результаты.

В итоге его отправили на поле – помогать выращивать и собирать урожай. И изучение новых специальностей сменилось на монотонную рутину. Теперь он всюду замечал однообразие и застой.

Больше всего Джону не нравилось то, что творчество и саморазвитие было чисто символическим – кто-то когда-то писал песни и пару раз в год они ставили спектакли. Естественно, были праздники урожая и хмеля, но этого было недостаточно для Джона, ему хотелось расти дальше.

Поэтому в его голове снова стали рождаться беспокойные вопросы: “А куда деваются недовольные из общины?”. Он стал думать как Дюваль и понял, что размеренная, трудолюбивая жизнь без сюрпризов и больших достижений подходит далеко не всем. Но если верить их рассказам, то здесь никогда не было даже протестов. Все жили как в раю и никто не жаловался.

Наконец, Джон сказал самому себе, что такого просто не может быть. И значит Дюваль находился где-то рядом и забирал бунтарей к себе. Это стало его навязчивой идей. Он принялся искать странности в долине и задавать лишние вопросы. Старейшинам не нравилась сама мысль, что кто-то ищет выход из их прекрасного мира. В конце концов ему вынесли выговор и в качестве наказания запретили пить хмельные напитки целый месяц. Джон сделал вид, что это его сильно расстроило, и он усвоил урок. Но на самом деле он уже строил планы побега и думал о том, что взять с собой в путешествие. По его мнению, пустыня была единственным местом куда могли убежать инакомыслящие.

Напоследок он попытался найти единомышленников и получил ожидаемый отказ. Эти люди считали, что у них было всё необходимое и поэтому можно было больше ничего не изобретать. Но Джон был категорически с этим несогласен. Он считал, что если человека всё устраивает, то он уже полудохлый.

Джон Трэнд вышел под покровом ночи, когда светили только бледные красные луны Таркариса. С каждым километром почва становилась всё более скудной, появлялись всё новые руины, упавшие колонны и осколки статуй древних богов. Джон не рассчитал время и вышел к пескам к восходу солнца. Он увидел бескрайние жёлтые просторы, невысокие барханы и ровное синее небо – в ближайшее время не предвиделось никаких осадков. Но Джон не собирался отступать перед лицом будущих трудностей, он вздохнул и отправился прямо в объятия этого безжизненного места. Он боялся, что его могут нагнать и насилько вернуть в общину, и поэтому он спешил как можно быстрее скрыться там, где его никто не будет искать.

Его хватило на четыре часа, потом он выдохся настолько, что думал только о том, как бы соорудить палатку из захваченных с собой материалов. Он дремал в тени, обливаясь потом, с иронией вспоминая холод криокамеры. Ему так надоело солнце, что он инстинктивно начал зарываться в песок. И, наконец, сон о холоде стал явью. Джон очнулся от лихорадочной дрёмы и понял, что наступает вечер и пора снова отправляться в путь.

Звёзды и самодельный компас указывали дорогу – он всё дальше уходил от Вавилона и общины, а пейзаж всё не менялся. Припасы заканчивались, и у него уже не было шансов вернуться обратно. Но он верил, что дойдёт до конца. Он продолжал идти, когда уже не было никакой надежды на спасение. Его силы иссякли, он потерял счёт времени, воды уже не осталось и единственное, что появилось в этой пустыне, так это стервятники.

– Кыш! Отстань! – Кричал Джон надоедливым птицам. – Я ещё живой.