Тарковский и я. Дневник пионерки

А это был не мой чемоданчик.
А это был чужой чемоданчик.
А это был не мой.
А это был чужой.
А это был не мой чемоданчик.

Но почему-то этот чемоданчик оказался моим и, открывая его, я с удивлением снова обнаруживаю еще письмо, адресованное моему адвокату, написанное на бланке «Конфедерация Союза Кинематографистов» и подписанное свободным, настроенным демократически, новым Председателем комиссии по творческому наследию ААТарковского господином Элемом Климовым:

Уважаемый господин Ригиль! (Она, правда, была госпожой — О. С.)

Комиссия по творческому наследию А. А. Тарковского Конфедерации Союза Кинематографистов доводит до Вашего сведения, что в народный суд Краснопресненского р-на г. Москвы подано исковое заявление против акционерного общества «Киноцентр» о нарушении авторских прав А. А. Тарковского.

В издании, осуществленном АО «Киноцентр» (О. Суркова «Книга сопоставлений»), факт нарушения авторских прав А. А. Тарковского настолько очевиден, что мы абсолютноуверены в положительном решении вопроса.

Так и хотелось тогда спросить Э. Климова, ваятеля новой демократической жизни в бывшем Союзе, а как же у вас обстоит дело с «презумпцией невиновности», ежели только подавая в суд, вы уже уверены в моей виновности?

«Нет, ребята-демократы, только чай»…

Вот такими заявлениями заканчивалось мое сотрудничество с Тарковским, признанное в Мюнхене 6 мая 1993 года действительным, начало которого было отмечено в моем дневнике красным числом:

2 ноября 1973 г. Какой потрясающий день! Была у Тарковских в связи с «официальным» предложением Андрея делать вместе с ним книгу вместо Козлова. Была счастлива! Только волнуюсь теперь, вступит ли это его предложение в свои «законные права», то есть подпишет ли издательство с нами договор?!

Издательство с нами договор подписало, но «законные права» мне пришлось ожидать, с его «легкой руки», 20 лет. Так-то! Добрые дела не остаются безнаказанными.

Я выиграла суд в Германии, поставив точку на всей этой истории. Но книга издана в десятках других стран без моих авторских прав: Франции, Бразилии, Японии, Венгрии, скандинавских странах. Тяпа, сын Андрея, увы, продолжает дело своей выдающейся на свой лад матери — стричь все те же самые купоны со своего покойного отца.

Я была в России и попала в Дом кино на 60-летие Тарковского, то есть еще до первого решения суда по моему иску. Когда я выходила из зала, Маша неожиданно предложила мне спуститься вниз в кафе, где было организовано мини-чествование. Из великих за тем застольем вспоминаются тот же Климов, Соловьев, Куницын, Княжинский, Кайдановский… По составу гостей да и по всей атмосфере все это производило отчасти странное впечатление — тем более, что Андрей так мало бывал в Доме кино. Но все неплохо выпили за казенный счет, и я уже направлялись к выходу, когда Кайдановский вдруг заявил мне: «Ну, чего ты привязалась к великому человеку? Размазал бы тебя сейчас по стенке… Денег захотела? Так я их тебе заплачу»… Может быть, я слишком долго не жила в России, но буквально онемела в первый момент от «легкости» русской светской речи…

Но Кайдановский уже подхватил меня под руку, отводя в сторону и предлагая поговорить с ним… И я почему-то попыталась ему что-то объяснять дрожащими от обиды губами… А он, мало вслушиваясь, снова переспрашивал, сколько я хочу денег, чтобы остановить процесс… И вдруг я поняла, как нужно с ним разговаривать, твердо сформулировав вдруг: «Ну, тысяч двадцать!»

— Чего? — спросил он, сразу вдруг растерявшись.

— Долларов, конечно, — ответила я. — Дело в том, что я давно живу на Западе и на рубли не считаю. Но если ты мне гарантируешь выплату этой суммы, то ты защитишь честь великого Тарковского, а я гарантирую тебе прекратить процесс. Давай бумагу.

— Но бумаги, знаешь, здесь нет, — вдруг как-то неуверенно обмяк Кайдановский.

— Почему нет? — настаивала я. — Вот сейчас попросим твою подругу Машу Чугунову принести бумагу и составим текст.

— Нет, знаешь, — хихикнул уже Кайдановский. — Ручки у меня здесь тоже нет.