Тарковский и я. Дневник пионерки

Очевидно, на «Молдова-фильм» сдавалась уже упоминавшаяся мною картина А. Гордона «Сергей Лазо», в работе над которой принимал, как я уже писала выше, некоторое участие сам Тарковский, а потому и мотался тогда между Кишиневым и Москвой. А недавно я прочитала в воспоминаниях Гордона, что уже тогда к нему приезжала туда не Лариса, а иная «молодая женщина, которая была с ним все время, пока он жил в Кишиневе»… Вот, как! Что же заставляло его все-таки вновь и вновь возвращаться к Ларисе?

* * *

А теперь попробуем восстановить события, присходившие между летом 66-го и летом 67-го года, пожалуй, самого восторженного и безоблачного периода моих отношений, прежде всего, с Ларисой Павловной, косвенно определявшей мои взаимоотношения с самим Тарковским.

Все мы, московские жители, вернулись из Авдотьинки в свои городские обители. И восторженное отношение всего нашего семейства, а, главное, моего отца к «Андрею Рублеву», выразившееся в его целенаправленных действиях, определили «эру» бурного сближения Тарковского с нашим домом — постепенно они вместе с Ларисой стаж у нас прямо-таки завсегдатаями. А поскольку чаще они приходили вместе, то моему отцу пришлось смириться с Ларисой. Реже, когда отец бывал дома, Андрей приходил один. И сам он бывал всегда скрупулезно точен во времени. Чего никак нельзя было сказать о Ларисе. Это, как правило, создавало между ними при каждым совместном визите соответствующий градус по напряженности. Но даже, появляясь вместе и прежде чем воссоединиться за общим столом, Андрей обычно удалялся поговорить с Сурковым один на один, видимо, об общей ситуации вокруг картины и о возможной дальнейшей стратегии и тактике…

Иногда Андрей с Ларисой заваливались к нам просто так и в его отсутствие, посидеть да потрепаться на кухне в уюте и тепле, которые грели всех нас…

Надо сказать, что моя мама — «Липа», как ее величал Тарковский просто по имени и с которой они очень скоро перешли на «ты» — обожала Андрея и с радостью всякий раз «метала на стол» все самое вкусненькое… Особой страстью Андрея был угорь, которым она изо всех сил старалась его полакомить, если заранее знала о предстоящей встрече. Она вообще всегда очень хорошо готовила и была прекрасной хозяйкой. Андрей это ценил, громко восхищаясь «домом», который создала мама в нашей небольшой тогда двухкомнатной квартирке на Ломоносовском. «Вот, Лариса Павловна, учитесь!» — любил бросить Андрей то ли в шутку, то ли с внутренней «подначкой», это был тот редкий выпад, который ему дозволялся и которого Лариса не замечала, кротко соглашаясь всегда: «Да-да, Андрюша, я всегда учусь у Липочки»…

Отношения Ларисы с Андреем переживали все то же долгое и мучительное становление, продлившееся практически всю жизнь. Брака Лариса добилась с большим трудом, заверив однажды Андрея, что аборты врач больше делать не берется, а потому этому ребенку суждено появиться на свет. Так что не очень торжественное заключение брака свершилось лишь после рождения сына, названного в честь собственного отца Андреем. А тогда еще они с трудом и «перебоями» притирались друг к другу, точнее Лариса приучала и приспосабливала Андрея к себе с переменным успехом.

Жила она тогда со своей Лялькой и мамой у сестры То-сеньки тоже в двухкомнатной квартире — точно такой же, как у нас — но на Звездном бульваре, прямо за кинотеатром «Космос». Смешные знаки времени: во дворе нашего дома был кинотеатр «Прогресс» — так что путь определялся прямо-таки в Космос силами Прогресса! Кроме Ларисы, Ляли, Тоси и Анны Семеновны в той же квартире ютились еще два Тосиных сына, то есть Сережа и Алеша…

У Анны Семеновны с Ларисой была какая-то таинственная собственная жилплощадь: две смежные комнаты в коммуналке в Орлово-Давыдовском переулке, где еще одну комнату занимала одинокая тяжелобольная соседка. Комнаты эти то ли пустовали, то ли сдавались в ожидании, пока соседка не покинет этот лучший из миров, чтобы квартиру можно было постараться занять полностью… А пока все существовали в родственной тесноте да, как казалось до поры до времени, не в обиде…