Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

«Вы, может быть, не поверите, – сказал Тарковский, – но иногда я был вынужден идти пешком только потому, что у меня не было пяти копеек на автобус. Бывали периоды, хронически повторявшиеся, когда речь для меня шла о буквальном выживании моей семьи. И сейчас они находятся в Союзе без всяких средств к существованию! Уверяю вас, что если в Союзе появляется мало-мальски талантливое произведение, то его конфликт с руководящей искусством бюрократией практически неизбежен. Более того: чем совершеннее произведение искусства, тем более невыносимо оно для начальства – в этом смысле можно только поражаться их «чутью» на подлинно значительные произведения! Я не берусь определить, что же вся эта ситуация означает, но для меня за всем этим, несомненно, кроется нечто, в высшей степени многозначительное!»

Перечисляя проблемы, которые в конце концов вынудили его искать работу на Западе, Тарковский говорил еще о замалчивании его фильмов в советской прессе, практическом отсутствии всяких публикаций о них. Говорил также о злонамеренном ограничении проката его картин, невзирая на то, что отдельные их показы проходили всегда в переполненных залах. Например, на каждую премьеру фильма Тарковского в Москве вызывались наряды милиции (даже конной порою), чтобы сдерживать толпы людей, пытавшихся прорваться на просмотр. С горечью и обидой рассказывал Тарковский о том, что даже в Союзе кинематографистов СССР, объединяющем разных работников кино, ему отказали в денежной ссуде на лечение в санатории после перенесенного им инфаркта. А на последнем съезде кинематографистов, проходившем в Москве, отказали даже в простом выступлении…

«С тех пор, как Ермаш пришел к власти, – продолжал перечислять свои «беды и обиды» Тарковский, – ни один из моих фильмов не был награжден ни одной из многочисленных кинематографических или государственных премий, которые по традиции щедро раздаются каждый год советским кинематографистам. Точно также никак не был отмечен мой 50-летний юбилей, который в Советском Союзе принято отмечать публично и широко. Но я не получил ни одной официальной телеграммы, не удостоен был ни одной строчки в прессе. И наконец, после того как мой соотечественник кинорежиссер Сергей Бондарчук, безгранично поддерживаемый властями, “сражался как лев” против моей картины «Ностальгия», будучи единственным представителем Союза в жюри Каннского фестиваля, мне стало до конца ясно, сколь нежелательно мое присутствие в советском кинематографе… Я в полной мере представил себе и оценил, сколь трудно будет теперь, вернувшись из поездки, получить возможность работы… гораздо труднее, чем было прежде, а может быть, вовсе невозможно»…