Если в случае сексуальности Эго эротический импульс воспринимается как принадлежащий Эго («я хочу») и телу, то в случае сексуальности Самости импульс приходит из глубин внутренней бесконечности, а Эго и тело становятся инструментами проведения этого импульса. Этот импульс столь тотален, что сознание оказывается всецело в его власти, а эротические переживания оказываются многократно интенсивнее и глобальнее. Сознание переживает сексуальность, которая охватывает всю реальность, и реальность начинает синхронистично отзываться в соответствии с этим импульсом. Такая радикальная смена интенсивности связана не с особо утонченными эротическими техниками (хотя такие техники в отдельных случаях могут способствовать пробуждению сексуальности Самости), но с совершенно иным экзистенциалом. Сексуальность Самости переводит сознание в совершенно иной режим самого бытия, и не случайно в системе Жильбера Дюрана один из трех базовых режимов воображения –
Столкновение с сексуальностью Самости оказывается столь ошеломляющим, что сознание зачастую оказывается не в состоянии перевести этот опыт на язык адекватных понятий. По большому счету, лишь эротико-мистическая поэзия может адекватно выразить сексуальность Самости, но и здесь мы сталкиваемся с тем, что не имевший подобного опыта кодирует текст в режиме сексуальности Эго. Это смешение уровней зачастую оказывается препятствием, делающим невозможным адекватное понимание до того, как получен опыт. Получение же опыта можно лишь сделать более вероятным при помощи определенных практик, однако ни одна практика не гарантирует результата, поскольку все, связанное с Самостью, не подчиняется Эго. Эго может постучаться во врата Самости, но будут ли врата открыты – никто не может дать гарантии.
Еще одна важная метафора сексуальности Самости – это
Суть брачного квартериона в следующем: любое взаимодействие затрагивает не только сознательную идентичность (мужчину и женщину), но и их тайных двойников – Аниму и Анимуса. Линии связи показывают, насколько выстроены отношения, – так, например, мужчина здесь связан не только с женщиной, но и с ее Анимусом и своей Анимой. Если одна из этих связей недостаточна, последствия могут быть самыми разными.
Иными словам, сексуальность Самости всегда задействует не только сознательное «Я» и тело, но и глубочайшие фигуры внутренней бесконечности, которые символизируют фигуры Анимы и Анимуса. Иногда это достигает высочайшего уровня – как, например, в истории Джека Парсонса и Марджори Камерон.
Джек и Марджори представляли собой архетипическую пару, в которой их сакральные двойники – Белларион и Бабалон – были проявлены не меньше, чем личные Эго. Джек Парсонс и Марджори – эталонный образ сакральной пары одиннадцатого аркана, столь тесно слитой, что тонкое единство сохраняется даже после смерти. (Это подтверждается любопытным фактом: второй муж Марджори, с которым она поддерживала достаточно свободные отношения, снисходительно относился к ее физическим изменам в настоящем, но страшно ревновал к давно умершему Джеку, чувствуя, что их соединение произошло на уровне совсем иных, недоступных ему онтологий.)
Одиннадцатому аркану соответствует особый, высший тип женщины, чья сексуальность полностью отделена от материнства и представляет собой активный динамический элемент. Одним из ярчайших примеров этому является личность Марджори Камерон. Природа одиннадцатого аркана – это табуированная и подавляемая активная женская сексуальность. Рабское сознание ожидает от женщины пассивного принятия или отвержения мужской инициативы. Признать женщину активной, действующей, решающей и вызывающей для такого сознания – невозможно. Здесь мы видим еще одну границу между суверенностью и рабством, о котором говорили при обсуждении предыдущего аркана, но теперь эта проблема предстает перед нами в неожиданном контексте эротизма. Раб неспособен пережить сексуальность Самости. Высшее, что доступно рабу, – сексуальность Эго, но, как правило, и этот уровень искажен и загрязнен теневыми страхами и предрассудками. В конечном счете у раба сексуальность неизбежно находится даже не в Эго, а в Тени, в состоянии подавления, которое приводит к вырождению и деградации. То, что могло бы быть солнечным экстазом, становится вопиющей пошлостью и нервным морганием.