Таро для всех и для никого. Арканология новой эпохи

Повешенный связан с низшей Луной восемнадцатого аркана, в своем обычном состоянии он – лишь продолжение Ужасной Матери, полностью лишенное сексуальной (скопчество) и творческой силы. Драма, которая разыгрывается здесь, чем-то схожа с драмой шестого аркана, однако есть качественное отличие – в шестом аркане субъект делает выбор между двумя женщинами, символизирующими два пути. В Повешенном же субъект поставлен в такие условия, что «выбор без выбора» касается всего его существа. Чтобы совершить свой выбор, он должен отказаться от того, что считает собой, то есть это не внешнее искушение, но что-то гораздо более тяжелое.

Вот почему Кроули здесь обращается к символике «жертвоприношения ребенка». О необходимости «пожертвовать ребенка мужского пола» Кроули пишет и в «Магии в теории и на практике», и как раз в двенадцатой главе. Метафора «жертвоприношения ребенка» указывает на безусловное принесение в жертву своей инфантильной идентичности, которая и удерживается в плену Великой Матери. Это и есть позитивное измерение аркана 12: где болезнь, там и лекарство. Лекарство – жертвоприношение ребенка, то есть жертвоприношение «детской идентичности», идентичности «без лица и пола». Согласие на отказ от этой идентичности позволяет совершить радикальный переход.

Такой переход имел в виду Иисус, когда говорил: кто душу свою пожертвует, тот спасает ее. Любая привязанность, зависимость, желание остаться тем же, кем был, означает в Повешенном поражение. Страшная тайна двенадцатого аркана состоит в том, что Повешенный перестанет быть Повешенным только тогда, когда примет смерть, то есть порвет свою змею-пуповину и низвергнется в пространство инициатической змеи смерти, изображенной в нижней части карты.

Как это ни печально признавать, но Россия в особенности находится под влиянием архетипа Повешенного. Идеал общины, растворения в массе, романтизация любых форм публичного мученичества, восприятие индивидуальности как греха – увы, это в очень большой степени свойственно русской ментальности. Кто берет на себя задачу индивидуации в России, тот плывет против ветра. Ниже я приведу превосходную иллюстрацию этой псевдодуховности из романа Дмитрия Мережковского «Александр первый».

Не влюблены ли мы в маменьку, как Алеша в свою богородицу?

– Маменька! Голубица моя! Возьми меня к себе! – стонет, как томная горлица, краснокожий штабс-капитан Гагин.

– Малюточка моя, – утешает маменька, – жалею и люблю тебя, как только мать может любить свое дитятко. Да будет из наших сердец едино сердце Иисуса Христа!

А генерал-майор Головин, водивший некогда фангорийцев в убийственный огонь багратионовых флешей, теперь у маменькиных ног – лев, укрощенный голубкой.

Старая, больная, изнуренная, более на мертвеца похожая, – а я понимаю, что в нее влюбиться можно. Страшно и сладостно сие утонченное кровосмешение духовное: детки, влюбленные в маменьку. Только дай волю, и затоскуешь о желтеньких глазках, как пьяница о рюмке.

Этот фрагмент – прекрасный тест на адекватное восприятие двенадцатого аркана. Если он вызывает умиление и желание вернуться в это состояние – речь идет о колоссальном изломе, который невозможно выправить. Если же сознание инстинктивно отторгает уроборический рай ради хоть и связанного со страданием, но пути индивидуации – любые препятствия будут лишь временными помрачениями.

Однако не следует рассматривать двенадцатый аркан как полностью деструктивный. Как уже было сказано, «где болезнь, там и решение», и это решение предлагает сама карта. Жертвоприношение инфантильного Эго – лишь одна из возможных моделей интерпретации, другая же связана с регрессией. Как правило, регрессия рассматривается как негативный процесс капитуляции сознания, однако в ряде случаев эта капитуляция – обязательный этап перед трансформацией.

Еще архетип Повешенного может быть связан с архетипической идеей крещения как символического возвращения в утробу матери, регрессии к изначальным водам с целью нового рождения. В Евангелиях в связи с этим крайне интересен диалог Христа и Никодима о духовном крещении – Никодим пытается понять буквально то, что следует понимать метафорически.