Тарсо, Христа ради юродивая

«Однажды мы разговаривали с Тарсо, и тут одна из монастырских сестер, приносившая ей еду из трапезной, принесла ей полную миску, сказав: “Смотри, Тарсо, я принесла тебе прекрасную сладкую свеклу, она тебе очень понравится!” Тарсо взяла миску и как бы по неловкости все рассыпала, так что прекрасная сладкая свекла оказалась на земле. Затем быстро наклонилась, собрала ее и положила себе на тарелку. Вывалянная в земле, эта свекла ей наверняка показалась слаще паче меда и сота[104]».

Она знала, как переносить ущербность своей жизни и пить смирение, словно воду, очищающую от отвратительных помыслов самоуважения. Ведь все это происходило на глазах у гостя, пришедшего подивиться величию ее аскетических добродетелей. Она отказалась от совершенно понятного человеческого удовольствия, смиряя[105] себя буквально до земли.

* * *

Но, несмотря на такое добровольное смирение до земли, Тарсо часто излучала некое духовное сияние. И это духовное сияние не имело никакой связи с тем, что видел посетитель своими телесными глазами. Перед теми гостями, которые любили Тарсо и в глубине души почитали ее, никак это внешне не проявляя, Тарсо иногда представала не такой, какой она казалась внешне, то есть не как запачканная одежда[106], но как сияющая царица. Как бы она ни старалась это скрыть, иногда это становилось видимым.

* * *

Конечно, и сама Тарсо, и ее Подвигоположник прекрасно знали мотив всякого ее юродивого действия, каждого ее юродивого слова. Судя по тому, что мы знаем из житий других юродивых Христа ради, возложенное на них служение заключалось в том, чтобы посмеяться над миром, над устоявшимся порядком вещей и над мироправителем века сего, поскольку мир лежит во зле[107] и следует за лукавым. Они, однако, хотели не соблазнить своим поведением души, за которые Христос умер[108], но помочь им — конечно, так, чтобы это их намерение было незаметно. И в этом они строго соблюдали слова Господа: у тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая[109]. Таким образом они не только не теряли смирения, но и преуспевали в нем, и видели, как, благодаря возрастанию смирения, углублялись их личные отношения с Тем, Кто смирил Себя даже до смерти[110].

Итак, на самом деле мы просто не в силах понять, сколь доблестное сердце скрывалось в немощном теле этой маленькой женщины, которая совсем недавно, в наши дни, показала, что значит подлинное мужество. Показала, как бороться с устоявшимся порядком вещей, с миром, который внутри тебя. Ведь, по словам аввы Исаака Сирина, мир есть совокупность страстей[111]. Показала, как бороться с невидимыми врагами, бороться изо всех своих сил, духовных и телесных, умирать и воскресать уже здесь и сейчас.

* * *

Одна монахиня, знакомая с Тарсо, рассказывает: «Когда мы пришли в первый раз, она начала говорить нам юродивые вещи, употребляя иногда и неподобающие слова, чтобы мы потеряли к ней почтение, которое у нас было. Юродивые так обычно и поступают. Так она принялась с нами разговаривать и в следующий наш приезд, но когда увидела, что мы не придали этому никакого значения, ничего подобного больше не говорила. Тогда я ее спросила:

— Тарсо, как нам возлюбить Христа?

Она начала осенять себя крестом и говорить, повторяя:

— Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Разве это не любовь? Разве это не любовь? Что тебе еще нужно, это ли не любовь?

Когда мы вернулись в наш монастырь, я принялась говорить Иисусову молитву устами. Было лето, и горло мое пересохло. Тогда у меня промелькнула мысль, не выпить ли мне немного компота. Но, с другой стороны, что это будет тогда за подвижничество?

Через пятнадцать дней мы снова приехали к Тарсо, и, как только она меня увидела, сразу сказала:

— Внимание и молитва! А как говорят в народе, слишком много “Господи, помилуй” и Богу надоедает — если человек не достигнет последней глубины смирения.

И добавила:

— А когда у тебя пересыхает в горле, можешь выпить немного компота».

* * *