Ко всем этим опытам переживания смерти Тарсо была подготовлена мистическим научением от Господа, сказавшего:
* * *
Всё говорит о том, что старица Тарсо достигла такой меры. Она все отдала Христу, Который, зная ее великую жажду абсолюта, дал ей и особое дарование терпения, дал ей способность превзойти саму себя. Из рассказа одной благочестивой сестры становится понятно, каким было участие самой Тарсо в приобретении этой великой добродетели: «Однажды я была у нее в гостях вместе с двумя другими людьми. Когда мы сидели рядом с ней в ее маленькой келье, она начала петь своим тонким голоском какую-то песенку, в которой говорилось о человеке, пережившем много страданий. Она пела с душевной болью и горько плакала. Наше сердце разрывалось, ведь мы поняли, что все это про нее».
* * *
Одна монахиня жаловалась Тарсо, что никак не может преуспеть в духовной жизни, потому что Бог не дает ей освобождения от работ вне монастыря и она поэтому не может постоянно пребывать внутри обители. В ответ на нее обрушился целый поток сетований на трудности и обиды, которые Тарсо переносила от «батюшки» и от «владыки»: «Сердитый батюшка хватает меня за шкирку, и крутит меня, и колотит меня по шее, вот здесь, и вот здесь, и вот здесь. Вот тут у меня менингит, вот здесь — операция. Смотрите, что стало с моими руками, какие они теперь слабые. Двадцать лет! А на ноги посмотрите! Но я радистка и все свои проводки налажу».
Никого из тех, кто жаловался ей на свои страдания, на какие-нибудь неразрешимые проблемы, Тарсо не поучала, не давала им никаких советов и не утешала, прибегая к строгим доводам разума. Она только показывала, в каких условиях протекала жизнь у нее самой, и давала возможность взглянуть на эти проблемы на фоне своих собственных страданий и своей боли.
* * *
«Однажды мы заметили, как Тарсо вытащила из туфли покрытую болячками ногу. Через дырявый чулок был виден ноготь большого пальца, наполовину оторванный и весь в крови. Мы были столь наивны, что в следующий раз принесли с собой ножницы. “Так нельзя, — сказала она серьезно, — его нужно удалить по всем правилам и смазать йодом”.
Она поежилась так, словно у нее болело все тело. А может быть, ей было нужно, чтобы у нее все болело. Еще одно указание на суровые страдания от болезней и внешних условий жизни
Тарсо научилась получать от боли духовную пользу. Она терпела боль не для того, чтобы просто мучиться. Очевидно, она по благодати открыла духовный, пробуждающий смысл боли. Блаженная терпела боль, чтобы непрестанно находиться в состоянии аскетического бодрствования. Может быть, больнее всего ей было, когда у нее ничего не болело. Она наверняка знала слова Писания:
Школа боли — это самая плодотворная школа для человека Божия. Благодаря такому обучению он приближается к Крестному таинству боли. Страдает вместе с Тем, Кто пострадал за него.
* * *
«На наш вопрос, что необходимо нам для того, чтобы у нас была любовь, Тарсо ответила недвусмысленно: “Боль!” И вновь показала больной большой палец, весь в крови и грязи, с болтающимся содранным ногтем.
— Вам очень больно?
Она неопределенно покачала головой.
— Но вы терпите, — сказала я.
Она не согласилась:
— В душе я одиноко плачу.
И подумав, добавила:
— Не плачу, а мучаюсь».
Тарсо умела делиться с собеседником пользой от своей боли самым выгодным для него образом. Каждый раз неким особым поведением и логикой она показывала собеседнику то, что касалось лично его. Она знала, где у него болит. И показывала ему, где боль не нужна.
* * *
Вся ее жизнь, каждое ее мгновение были упражнением в терпении. Уже один ее маленький домик, который она сама построила из шлакоблоков, свидетельствовал о взятом на себя подвиге терпения, в котором она упражнялась всю жизнь ради любви Христовой. Тряпка вместо двери, отсутствие окна, неровный земляной пол и кровля из кусков жести, которые часто налетавший страшный ветер — «ветродуй!», как она с ужасом говорила, — разбрасывал по всей округе, и ее келья оставалась без крыши...