— Капитан привез доски. Кораблям хорошо идти по морю, когда у них есть груз. Они выгружают груз, и люди строят дома. Груз необходим. А доски на корабле не нужны. Только внизу и наверху они необходимы. Когда у госпожи К. нет груза, корабль накреняется. У корабля нет груза — и тогда он высоко торчит из воды и переворачивается. Груз необходим. Но не цемент. Щебень. Ведь цемент превращается в камень.
* * *
Главное слово в этой речи Тарсо — «груз». Этим словом точно выражена суть ее мысли. Без груза ни дом не построишь, ни корабль не проведешь через морские бури.
Храм Божий в нас может быть построен только тогда, когда у нас есть основной строительный материал — смирение. Этим материалом становится презрение со стороны мирских людей, поношение нашей веры как безумной, поношение нашего воздержания — как бессмысленного, а поста — как глупого. Этим строительным материалом становится тот малопривлекательный христианский «идиотизм», который предписывает нам идти по жизни с крестом в руках. И все это — в мире, который обоготворил потребление и чревоугодие.
Когда прямо в лицо верующему человеку выказывают презрение, когда его поносят, когда его обвиняют в безумии, нелогичности и глупости — из всего этого слагается груз смирения. Этот груз выражает собой христианское таинство смирения того верующего человека, который со всей тщательностью совершает добрый подвиг делания евангельских добродетелей.
Да, истинно евангельское слово:
* * *
Без груза корабль «высоко торчит из воды и переворачивается». Высокомерный и гордый человек,
Кораблю необходимы не только доски. Необходим груз. Но не цемент. «Цемент превращается в камень».
Балласт самомнения и гордости, эгоизма и высокомерия в человеческой душе превращается, подобно цементу, в камень. Поэтому высокомерный человек оказывается жестоковыйным. Никто не в силах изменить его мнение, поколебать его шизофреническое упрямство и возведенные в абсолют взгляды. Но такой балласт тащит корабль прямо на дно безумного и шизофренического мирского моря.
* * *
Однажды я задал ей вопрос, имея в виду себя:
— Как быть, если цемент внутри нас уже превратился в камень и его невозможно расколоть?
Могло показаться, что она не стала отвечать на мой вопрос, но тем не менее ответ я получил:
— Какие только беды со мной не приключались! С менингитом я лежала в Драгацевской больнице, с ногами — в Общей клинической, болею, болею и не могу вылечиться! И нет никого, кто отвез бы меня в Афины, чтобы я пошла в Арсакий и там вылечилась, потому что меня зовут Арсака!
* * *
Итак, вот та кувалда, которой разбивают окаменевший цемент. Пока человек не прошел через житейские испытания, скорби и безвыходные ситуации, он задирает нос. Его крепкое, как он уверен, здоровье, его деньги и общественное положение дают ему почувствовать себя хозяином жизни и подогревают его самодовольство. Они дают ему ощущение полной безопасности и так крепко цементируют его высокое представление о себе, что он считает себя самостоятельным и самодостаточным покорителем жизненных вершин.
Существует ли более трагическое безумие в жизни человека; чем эта его фантазия? Ведь наверняка наступит момент, когда цемент начнет крошиться — от внезапных болезней, от неожиданных финансовых катастроф, от терзающих душу семейных кризисов и сводящих с ума безвыходных ситуаций.
Тогда окаменевший цемент самодовольства личной безопасностью может превратиться в пыль. Это, однако, позволит человеку в смирении преклонить колени и отвергнуть высокомерие Его Величества трагического Я
* * *
Тарсо, несомненно, сделалась в наши дни апостолом евангельского безумия. Но большинство людей, видевших ее и судящих о ней с точки зрения расхожих представлений о человеческом достоинстве, не заметило того, что это безумие — евангельское. Поэтому безумие Тарсо этих людей только смущало.
* * *
Тот добропорядочный христианин, который прекрасно себя чувствует не только в церкви, но и в мирском обществе, может чутко реагировать на нарушение общепринятых нравственных правил. При этом он может думать, что эта чуткость отражает всю глубину и широту подлинной духовной жизни.