Тарзан и сокровища Опара

В следующий момент бельгиец уже проходил по лагерю с телом женщины на плече. Ограда из колючих растений окружала лагерь, охраняя его от нападения диких зверей. Двое часовых мерно шагали при ярком свете костра. Один из них заметил приближение Верпера.

– Кто ты такой? – крикнул он. – Что несешь ты на плече?

Верпер спустил капюшон своего бурнуса, чтобы часовой мог видеть его лицо.

– Это труп женщины, – пояснил он. – Мохамет-Бей просил меня унести его в джунгли, потому что он не может смотреть на лицо той, которую любил. Необходимость заставила его убить ее. Он жестоко страдает, он совершенно безутешен. Я с трудом удержал его от самоубийства.

На плече говорящего Джэн, перепуганная, неподвижная, ждала ответа араба. Конечно, он рассмеется и не поверит этой глупой сказке. Они догадаются о хитрости, к которой прибегнул г. Фреко, и тогда они оба погибли. Она уже думала о том, чем она сможет помочь своему спасителю, когда через секунду он вступит в борьбу с часовыми.

В это время она услышала голос араба, отвечавшего г. Фреко.

– Ты пойдешь один, или может быть разбудить кого-нибудь, чтобы проводить тебя? – спросил араб, и в голосе его не слышалось ни малейшего удивления по поводу того, что в характере Мохамет-Бея так неожиданно обнаружились нежность и чувствительность.

– Я пойду один, – ответил Верпер и мимо часового прошел в узкое отверстие заграждения.

Несколько минут спустя он уже углублялся в джунгли со своей ношей и, когда стволы деревьев скрыли от него пламя лагерного костра, он остановился и спустил ее на землю.

– Шш-шш, – прошептал он, видя, что она хочет заговорить, и, отведя ее еще немного глубже в лес, остановился под большим развесистым деревом. Здесь он опоясал ее патронташем и дал ей револьвер, помог ей вскарабкаться на нижние ветви дерева.

– Завтра утром, – прошептал он, – как только мне удастся улизнуть от них, я вернусь за вами. Будьте мужественны, леди Грейсток! Нам еще удастся спастись.

– Благодарю вас, – ответила она тихо. – Вы были очень храбры и очень добры ко мне.

Верпер не ответил, и ночная мгла скрыла краску стыда, залившую его щеки. Он торопливо повернулся и направился назад к лагерю. Часовой со своего поста видел, как бельгиец вошел в свою палатку, но он не видел, как тот ползком вылез из-под задней стены и подкрался осторожно к палатке, в которой раньше находилась пленница и где сейчас лежало мертвое тело Мохамет-Бея.

Приподняв задний край палатки, Верпер пролез внутрь и подполз к трупу. Не медля ни минуты, он схватил кисти рук мертвеца и потащил тело за собой. Ползком он вышел наружу и, подкравшись к боковой стенке палатки, в течение нескольких минут оглядывал лагерь: никто не следил за ним.

Вернувшись к трупу, он взвалил его к себе на плечи и быстро перебежал через открытое место, разделявшее палатку пленницы от палатки Мохамет-Бея. У шелковой завесы палатки он остановился, опустил свою тяжелую ношу на землю и притаился, неподвижно прислушиваясь.

Убедившись наконец, что никто его не видел, он нагнулся, приподнял полу палатки и вполз вовнутрь, волоча за собой бесчувственный предмет, который когда-то был Мохамет-Беем. Он уложил труп в постель Мохамет-Бея и стал рыться в темноте, разыскивая револьвер араба. Найдя его, он вернулся к постели, стал на колени перед грудой одеял и ковриков, просунул правую руку с револьвером под одеяла и левой плотно обернул ее несколькими слоями толстой ткани. Потом он нажал курок и одновременно с этим закашлялся.

Заглушенный выстрел за звуками кашля не мог быть услышан даже непосредственно за стеной палатки. Верпер был доволен. Злорадная улыбка появилась на его губах, когда он вытащил револьвер из-под одеяла и осторожно всунул его в правую руку мертвеца, поместив три пальца вокруг рукоятки, а указательный прижав к курку. Потом он привел в порядок разбросанные покрывала и вышел из палатки тем же путем, как и вошел, спустив за собой шелковую полу и прикрепив ее, как она была раньше.

Подойдя к палатке пленницы, он и тут спустил заднюю полу, чтобы не было видно, что кто-то входил и выходил отсюда. Затем он вернулся к себе, прикрепил к колку полотно палатки и кинулся на постель.

На следующее утро он был разбужен криком раба Мохамет-Бея.

– Скорее, скорее! – Мохамет-Бей лежит мертвый в своей палатке, он сам убил себя.

Верпер вскочил с постели, на лице его выражался испуг. Но при последних словах чернокожего он облегченно вздохнул, и испуг на лице его сменился улыбкой.

– Я иду! – крикнул он и, натянув сапоги, вышел из палатки.

Взволнованные арабы и негры со всех концов лагеря бежали к шелковой палатке Мохамет-Бея. Когда Верпер вошел в нее, толпа арабов стояла вокруг трупа своего начальника.

Протолкавшись через толпу, Верпер подошел к трупу. С минуту он молча вглядывался в мертвеца, потом повернулся к арабам.

– Кто сделал это? – крикнул он. В голосе его слышались угроза и обвинение. – Кто убил Мохамет-Бея?

И в ответ раздался целый хор возмущенных голосов.