Тарзан - приёмыш обезьяны

Ему больше всего понравилась фотография, потому что глаза молодого человека улыбались, а лицо было открытое и приятное. Ему, конечно, и в голову не приходило, что это его отец.

Медальон тоже понравился ему. Тарзан немедленно повесил его себе на шею, в подражание украшениям, которые он видел у черных людей. Сверкающие камни странно блестели на его гладкой смуглой коже.

Содержания писем он так и не смог разобрать, потому что почти не знал рукописных букв. Он положил их назад в шкатулку вместе с фотографией и обратил свое внимание на книжку.

Она была сплошь исписана тонким почерком, и хотя маленькие букашки были ему знакомы, их сочетания казались ему странными и совершенно непонятными. Тарзан давно уже научился пользоваться словарем и хотел применить его, но, к его огорчению, словарь оказался тут бесполезным. Во всей книге он не нашел ни одного понятного ему слова и спрятал ее обратно в металлический ларец, отложив разгадку тайны.

Бедный обезьяний приемыш! Если бы только он знал, что маленькая книжечка заключала в своем крепком переплете из тюленьей кожи ключ к его происхождению и ответ на всю загадку его странной жизни! Это был дневник Джона Клейтона, лорда Грэйстока, написанный по-французски.

Тарзан поставил шкатулку в шкаф, но с той поры уже не забывал милого и мужественного лица своего отца и затаил в памяти твердое решение разгадать тайну странных слов, начертанных в маленькой черной книжке.

Сейчас же перед ним стояла важная и неотложная задача. Весь запас стрел кончился, и предстояло возобновить его, сделав набег на поселок черных людей.

На следующий день рано утром он отправился в путь и еще до полудня очутился у деревни чернокожих. Как в прошлый раз, он влез на то же большое дерево и увидел женщин, работавших ка полях и перед хижинами; и опять, как тогда, прямо под ним на костре бурлил котелок с ядом.

Несколько часов пролежал на ветке Тарзан, выжидая удобный момент, чтобы захватить стрелы. Улица была все время полна народу. День уже угасал, а Тарзан все еще лежал, притаившись над головою ничего не подозревавшей женщины, которая хлопотала у котла.

С полей вернулись работницы. Охотники потянулись из леса, и, когда все вошли в палисад, ворота были накрепко заперты. По всей деревне зажглись костры и забурлили котелки. Перед каждой хижиной женщины варили похлебку, и у всех в руках были видны лепешки из маниоки и проса.

Неожиданно с лесной опушки послышался окрик, Тарзан вгляделся. Возвращался отряд запоздавших охотников. Они тащили за собой какое-то сопротивлявшееся животное. Ворота распахнулись, чтобы впустить их. Рассмотрев жертву охоты, чернокожий народ Мбонги испустил неистовый крик радости: это был человек.

Когда пленника, все еще сопротивляющегося, потащили по улице, женщины и дети набросились на него с палками и камнями. И Тарзан, молодой дикий зверь джунглей, удивился жестокости животных своей породы. Из всех обитателей джунглей один только леопард Шита мучил свою добычу. Этика всех других тварей предписывала быструю и милосердную смерть.

Тарзан из своих книг извлек лишь отрывочные и скудные сведения об образе жизни человеческих существ. Когда он гнался в лесу за Кулонгой, то думал, что его след приведет или к городу странных домов на колесах — домов, пускавших клубы черного дыма из большого дерева, воткнутого в крышу одного из них, или к морю, покрытому большими плавучими зданиями, которые, как он знал, назывались различно: судами, парусниками, пароходами и барками. Поэтому он был очень разочарован жалким тростниковым поселком, ютящимся в его родных джунглях, в котором не видно было ни одного дома даже такой величины, как его собственная хижина на далеком берегу. Тарзан убедился, что народ этот еще более злой, чем его обезьяны, и жестокий, как сама Сабор, и он перестал относиться с прежним уважением к своей породе.

Между тем чернокожие привязали пойманную жертву к большому столбу, напротив хижины Мбонги, и воины, потрясая копьями и ножами, образовали вокруг пляшущий и поющий хоровод. Вокруг танцующих воинов уселись женщины, они били в барабаны и выли. Это сразу напомнило Тарзану Дум-Дум, и теперь он уже знал, что последует дальше. Но все же сомнение закралось в него: не кинутся ли чернокожие на мясо еще живой жертвы? Обезьяны никогда не делали этого.

Кольцо вокруг пленника все сужалось и сужалось, умопомрачительный грохот барабанов становился все громче. Вдруг мелькнуло копье и укололо жертву. Это послужило сигналом для пятидесяти других копий. Глаза, уши, ноги и руки пленника были проколоты, каждый дюйм его трепещущего тела стал мишенью жестоких ударов. Дети и женщины визжали от восторга. Воины облизывали толстые губы в предвкушении ожидавшего их угощения и соперничали друг перед другом в гнусности омерзительных жестокостей, которые они изобретали, пытая несчастного, все еще не потерявшего сознания.

Тогда Тарзан решил, что удобное время настало. Внимание всех было поглощено жутким зрелищем у столба. Дневной свет сменился тьмою безлунной ночи, и только горящие костры бросали тревожные блики на дикую сцену.