Тащите мертвецов, да поживее!

ЧЕБА. Как зачем — чтобы выжить! Выжить и существовать дальше в наших земных условиях. Плодиться и размножаться в мёртвых телах. Может, они как раки-отшельники, которые забираются в пустые раковины. А в наших с вами, образно выражаясь, раковинах занято.

АНДРЕЙ. Может и так. У мёртвых разума нет, а эти ваши паразиты его заменяют…

ПАВЕЛ. У мёртвых души нет. И никакие паразиты её не заменят.

ЧЕБА. Ого, Павел, удивляете! Не зря мы вас разбудили.

ПАВЕЛ. И ты говоришь, что в живых они не заселяются. А может они уже в нас! Мы же их запах все чувствовали, через нос они в нас и залезли.

АНДРЕЙ. Я не чувствовал ничего. Татьяна чувствовала.

ПАВЕЛ. Земеля, ты же тоже унюхал что-то? Чем от них пахнет?

ЧЕБА. (задумчиво) Хорошо пахнет. Как жена моя в молодости. Будто аромат её духов смешался с запахом тела, приятно-терпкий запах подмышек, её волос на подушке утром, её губ. Запах нашего счастья…

ПАВЕЛ. А почему в молодости? Потом духи сменила что ли?

ЧЕБА. Умерла она в молодости… И я вместе с ней, образно выражаясь.

АНДРЕЙ. Вы все ассоциируете их запах со счастливыми моментами в жизни… А у меня ничего. Может просто к мёртвым привык?

ЧЕБА. Может, вы просто не были счастливы?

АНДРЕЙ. А как это понять?

ЧЕБА. Вспомните, когда вы в последний раз любили?

АНДРЕЙ. Не знаю. Не помню. Это вообще обязательно?

ПАВЕЛ. Может в детстве? Маму, кошечку-собачку? Ты понюхай получше мертвяка, он может тебе псом воняет?

АНДРЕЙ. Нет такого.

ПАВЕЛ. Ну подожди, а врачиха эта к тебе ходит, у вас с ней что? Ничего что ли?

АНДРЕЙ. Ничего. Ей одной курить скучно.

ПАВЕЛ. Ага, скажешь! У них пол-этажа курит, а она специально к тебе в морг тащится. Ты подумай!

АНДРЕЙ. Ко мне?

ПАВЕЛ. Ну не к мертвякам же твоим.

АНДРЕЙ. Разве нельзя быть счастливым без всего вот этого, самому?

ПАВЕЛ. Ага! С Дунькой Кулаковой!

ЧЕБА. Может кому-то и можно, но не вам. Раз вы ничего не чувствуете.

АНДРЕЙ. Так я просто привык, вот и всё!

ЧЕБА. Мы зациклились.

ПАВЕЛ. Заладили одно и то же.

АНДРЕЙ. Тогда предлагаю поспать. Голова уже не соображает.

ЧЕБА. В конце зала два стола осталось. Можете там лечь, прямо на них. Павел, вон, тоже зевает.

ПАВЕЛ. Всем нельзя спать, надо дневального выставить. Чтобы следил и будил.

ЧЕБА. Я всё равно не усну. Посижу.

ПАВЕЛ. Фонарь на. Пойдём, Андрюш.

8

Утро пробивалось сквозь грязные окна библиотеки, подсвечивало спящих живых, монотонно листающих мёртвых, пылевые завихрения между ними.

Не спавший Чеба находился в состоянии истерического напряжения мозга, как пылевые завихрения кружились в тесной голове непослушные мысли. Не поймать, не ухватить, не додумать до итога.

«Если вы не живёте… Если у вас нету тёти… Песенка тупая, но смысл, смысл! Как? Против природы… Но кто? Быстрее надо… Они? Он? И что? Впрочем, не всё ли равно!»

Андрей проснулся от тряски и громкого шёпота:

— Доктор! Андрей! Проснитесь, доктор! Убейте меня!

Мигом Андрей подскочил, сразу на ноги и тут же в сторону, подальше от ножа в руке Чебы.

— Свихнулись? Уберите нож! — закричал Андрей.

— Успокойтесь, это не вам нож, это мне нож! Для меня. Послушайте! Звучит странно до нелепости, но вы должны прямо сейчас меня убить! Вот, возьмите. — Чеба дрожащими руками тянул оружие.

— О-о-о… На-ча-лось… К алкашу белочка пришла. Брось ножик, в шар накачу! — отозвался Синичкин, потягиваясь со сна.

Чеба Синичкина игнорировал.

— Андрей, надо торопиться! Они сейчас дочитают и уйдут, совсем немного осталось, а мне с ними надо!

— Правда жить надоело? Может вы просто протрезвели?

— Да вы оглянитесь вокруг! Это — жизнь? Я давно только существую, выживаю. С того момента, как жена умерла… Посмотрите, во что я превратился! Посмотрите, как я опустился. До убийства опустился! Человека! Как жить дальше? Вы мне вчера будто глаза открыли!

— А мне как жить, если я вас убью, вы не подумали? Что за эгоизм! За кого вы меня принимаете? Думаете, если с трупами работаю, то…

— Павел, может вы? Я же вам не нравлюсь, правда?

— Сдурел? На меня даже не смотри. Это ж грех какой на душу!

— Тогда придётся самому…

— Точно свихнулся. Дай-ка ножик сюда! — Синичкин медленно начал подходить к Чебе с вытянутой рукой. — Давай, не дури.

— Нет! — закричал Чеба. Стал размахивать ножом. — Отойди! Отойди, порежу!

Синичкин отпрянул назад.

— Успокойтесь. Неужели не страшно себя убивать? — мягко спросил Андрей.

— Если вы не живёте, то вам и не умирать, понимаете? Бояться нечего. А с ними я могу начать всё заново, совершенно на другом уровне. С ними моё будущее…

— Но, это будете уже не вы, — убеждал его доктор.

— Так это же прекрасно! Сами знаете, ничего хорошего нет — быть мной!

— Что ты городишь, дурень! Додумался! За это ж в ад, ты чё?! — закричал на него Синичкин.

— Ад — это другие… Доктор, как раз ты должен меня понять. Я устал. Я больше не хочу других людей. И пусть сейчас мне страшно, но зато потом — ничего. Спокойствие. Мерзавец мертвец не боится, что ему — всё с ним уже произошло. Он свободен по-настоящему!