Тасмин

На столике рядом с диваном лежат таблетки рисперидона.

ЭТО ОТЛИЧНОЕ РЕШЕНИЕ НА КАЖДЫЙ ДЕНЬ.

СЛОВНО ТАМПОНЫ ИЛИ ПРОКЛАДКИ.

Тасмин берет одну капсулу в руку.

Нет.

Она никогда такие не видела. Это лекарство принадлежит кому-то еще. Чужому и незнакомому человеку, который каким-то образом проник в дом на берегу океана.

Тасмин зовет:

— Даутцен?!

Дом молчит.

Шорохи-скрипы.

Океан бьется о скалы. Волны взлетают вверх и тянутся к маяку. Башня вот-вот упадет. За годы борьбы со стихией фундамент просел и камни в стенах вышли наружу. Сигнальная часть и смотровая площадка сдвинулись с места и скрепят под порывами ветра. Доски, перила и стекла падают вниз.

Дом скоро рухнет.

Город исчезнет.

Океан поглотит тьма.

Но все это неважно. Бессмысленно. Потому что Тасмин живет. Она все еще здесь. В гостиной. На диване перед телевизором. Смерть. Гибель мира. Все случится когда-нибудь. Не сегодня.

Девушка думает о Даутцен.

Может быть, это имя уже не подходит. Оно неправильное. Мечта умерла. Пора просыпаться. Реальность требует нечто другое. Принять все как есть. Но разве одна и та же личность может существовать в нескольких местах пространства одновременно?

Тасмин делает глубокий вдох. Потом быстрый выдох. Два раза. Обычная вентиляция легких перед погружением на глубину. Она ничего не чувствует. Ни тревоги. Ни собственного тела. Словно вот-вот упадет в обморок при мысли о том, что собирается сделать.

Тасмин встает с дивана и зовет свою мать:

— Девора?!

Где-то на втором этаже скрипнула половица.

Легкий шаг. Шепот змей.

Едва различимый стук.

Необычный и вместе с тем до боли знакомый. Еще одно воспоминание, затерянное в глубинах памяти. Похороненное там, как мертвец, до судного дня.

Тасмин поднимается по лестнице на второй этаж. Она не чувствует страх. Только тревогу. Яркий свет Солнца проникает в дом сквозь окна. Никакой тьмы. Едва заметные тени от мебели и вещей. Их недостаточно, чтобы спрятать кошмар. Внезапно появляющийся страшный кадр, который превращает обыденность в мерзость. Скрыть ужас от глаз и затем напугать Тасмин до смерти в самый неожиданный момент.

Страх не работает.

Ему нужна темнота.

Дневной свет портит эффект. Он сбавляет напряжение и удивление, когда девушка, добравшись до последней ступени лестницы, наконец-то вспоминает давно забытое прошлое.

Стук становится громче.

Он идет со стороны спальни Деворы.

Мать любила угловую комнату больше всего. Там всегда было тихо. Шум океана, скрип маяка, невнятный гул города. Все оставалось где-то внизу. Далеко-далеко. На периферии. Тишина освобождает пространство для мысли. Она чуть ли не единственное средство, которое помогало Деворе. Настоящая магия для творческого человека.

Тасмин какое-то время мнется перед дверью в спальню матери.

Она снова маленькая девочка, которая не знает правил игры. Она потерялась. Запуталась в двойных сигналах, которые так часто посылала Девора.

— Ты можешь сказать мне что угодно. Я твоя мать, а ты моя дочь.

— ЗАТКНИСЬ! ГОВОРИ! УБИРАЙСЯ! СТОЙ ЗДЕСЬ!

— Я тебя никогда не наказываю. Это все ты. Это твоя вина. Не считай, что это я тебя наказываю. Не сомневайся в моей любви. Я делаю все ради тебя.

Должна ли Тасмин постучать в дверь?

Спросить разрешения?

Или она может просто войти, как ни в чем не бывало?

Не получит ли девушка оплеуху, не разобьет ли Девора своей дочери рот, ударив кулаком по лицу вместо ладони?

Матери все равно. Она всегда найдет повод. Решение Тасмин не имеет никакого значения. Любой из вариантов будет ошибкой.

Но там.

В комнате.

Нет.

Твоей матери.

Тасмин.

Там кто-то другой.

Двери спальни скрипят.

Долгий, неприятный, стонущий звук.

Створки открываются медленно. Косяк стучит об угол стены. Пыль поднимается в воздух и оседает на пол. Словно пепел. Словно обрывки кожи или бумаги.

Реальность тянется.

Она похожа на фильм ужасов, в конце которого Тасмин ждет чудовище.

В спальне светло.

Даутцен сидит за столом у окна и пишет книгу.

Старая печатная машинка, в которой буква "м" похожа на "п", стучит по пропитанной чернилами ленте, оставляя на белом листе отпечаток мысли. Образ. Картинку. Нечто, пришедшее сюда из другого мира, невидимого для глаз Тасмин.

Каретка с бумагой перемещаются справа налево. Кажется, что "клац-клац-клац" рычагов, шуршание листа и глухие удары пробела будут длится вечно. Но строка заполняется. Букв становится все больше и больше, а затем раздается звонок. Даутцен, едва уловимым движением руки, возвращает каретку обратно.

— Это так пишутся книги?

Девушка пожимает плечами.

Она не оборачивается.

Она говорит:

— Сюжет не имеет никакого значения.

В голосе Даутцен нет эмоций.

Только свист и шипение. Будто по стенам комнаты ползут змеи. Или песок гуляет по краю пустыни, и время от времени он сыплется дальше. В пустоту. В черный цвет за окном спальни Деворы.

— Смысл важнее истории. Ты читала Роберта Макки?

Тасмин не отвечает.