Татьяна Друбич

А вот какая она актриса? Хорошая или средняя актриса, или вообще не актриса. А самое главное, что все определения имеют к ней отношение и все ничего не определяют. Потому что Таня, на мой взгляд, актриса того высшего артистического свойства, которое абсолютно не нуждается в доказательствах своей артистической самобытности и самостоятельности.

Может быть, это самая сильная черта ее артистизма — она вообще не амбициозна. И ей никогда не интересно что-нибудь такое изобразить так, чтобы все ахнули. Постольку-поскольку Таня никогда ни в одной роли нигде ничего не изображала и не изображает и вряд ли, думаю, изобразит. Поскольку основой ее артистизма является собственно она сама и что с ней происходит в жизни. А происходят в жизни с ней вещи совершенно необычные, которые даже могут показаться странными, но абсолютно естественными и ясными для нее самой. Ну вот, например, всю жизнь очень успешно занимаясь кинематографом, она не имеет никакого специального кинематографического образования, о чем иногда жалеет. Были такие случаи, когда мы вместе с ней жалели, что это так. В частности, когда касается каких-то очень тонких профессиональных вещей: речи, движения, фехтования. Какие-то вещи до сих пор ей хотелось бы как-то наверстать и как-то доделать.

А в сущности, ей, да и мне, да и тем режиссерам, у которых она снималась, никогда не хотелось, чтобы она была как бы вот такой дипломированной актрисой. Поскольку то, чем она занимается, не имеет дела с вот этими категориями — а ну, давай-ка изобразим собачку. А теперь обезьянку, а теперь кошечку. Как у нас кошечка делает ням-ням? Как у нас кошечка молочко — тяп, тяп, тяп. И они все делают, как кошечка молочко пьет из блюдечка. И у многих на всю жизнь остается след того, что время от времени нужно изобразить кошечку, или собачку, или ягуара, или там еще какую-нибудь божью тварь. Да…

* * *

Таня движется совершенно противоположным путем. Она знает, что на экране изобразить ничего нельзя, невозможно. И весь ее путь экранного совершенства — это путь к себе самой, к своей личности, к своим духовным и душевным кондициям. К тому, что на самом деле она из себя представляет — не как некая божья тварь в ряду других божьих тварей, а как человек уникальный, единственный, неповторимый, с именем и фамилией — Таня Друбич.

* * *

Когда-то Сергей Федорович Бондарчук — абсолютно великолепный режиссер, выдающийся, потрясающий русский режиссер и совершенно потрясающий педагог и человек — так случилось, что он случайно посмотрел картину «Сто дней после детства». Она ему понравилась, и Таня ему понравилась. И он пригласил ее к себе в мастерскую учиться.

И мне позвонила мама Тани и говорит: «Сергей Александрович, мне нужно с вами очень посоветоваться. Потому что Таня учится в 9 классе. И Сергей Федорович позвонил и пригласил ее заниматься сейчас. Потом, когда она закончит школу, ее как-то официально оформят, а пока просто заниматься». И я, испытывая те же самые чувства к Сергею Федоровичу, о которых я сейчас говорил, тем не менее сказал Таниной маме: «А скажите, пожалуйста, а она вам когда-нибудь говорила, что хочет быть актрисой?» Она говорит: «Нет, никогда». «А кем она хотела быть, говорила вам?» Она говорит: «Всю жизнь говорила, что хочет быть врачом». Я говорю: «Как хорошо. Вот она пусть и будет врачом».

* * *

И Таня вскоре поступила в медицинский институт. Училась очень весело, в чудесной компании своих сверстников, сокурсников и приятелей по институту. У них даже иногда собирались такие вечеринки, на которых я был. И ее друг Лева иногда звонил мне и говорил: «Приходите, Сергей Александрович, приходите! Там соберутся самые близкие — человек триста». И я туда ходил, где собирались самые близкие человек триста. И Таня себя чувствовала в этой среде совершенно замечательно и изумительно. Она очень хорошо училась. И потом у нее были медицинские успехи. Она закончила гомеопатические курсы. Потом она очень долго занималась эндокринологией. Потом гомеопатической эндокринологией. И вообще была очень хорошим специалистом. И даже были смешные вещи. Потому что время от времени к ней на прием приходили люди. И она записывала что-то в карточку, а потом говорила: «Ну, раздевайтесь!» Человек вставал и говорил: «И штаны снимать?» Она говорит: «Да, и штаны снимать». Он так долго на нее смотрел и говорит: «Слушайте, доктор, у меня ощущение, что я вас где-то видел». Она говорит: «Не знаю, это у вас ложное ощущение. Вы же у нас первый раз на приеме?» — «Первый раз, но я вас где-то видел». Она говорит: «Нет, нет. Снимайте спокойно, нигде вы меня не видели». И вот таким образом ее врачевательная практика продолжалась очень долго, пока она не перешла в фармацевтическую часть медицинской профессии.

Но все это было рядом и параллельно с тем, как она исключительно серьезно, сильно и по-настоящему занималась артистической профессией. Долгое время она снималась только в моих картинах, и снималась постольку, поскольку она была этим картинам необходима. Она необходима и тому энергетическому потенциалу, который в этих картинах был.