Татьяна Москвина Смерть- это все мужчины

– Каких чужих людей? Там внук её и невестка. Там моя жилплощадь, хребтом заработанная, и бабушкин дом проданный в ней, а у неё сердечные приступы через день, вот и больница! А там полна коробочка! Я тут при чём, интересно.

– Внук-придурок и его сучья мамка над ней измывались, и ты это прекрасно знаешь. Ты сын, это твоя мать.

– Но куда мы могли? - заволновалась Галина Четвёртая. - Про Вальку ты нам не говори, мы про Вальку всё знаем. Я Леонтия какого подобрала - без ничего! Нам тоже, извини, жить хочется, а я работаю, Леонтий работает, а эта пизда ни хуя не делает, что, трудно ей бабке капля дать?

– Галя! - укоризненно сказал папаша. - Женщинам нельзя материться. Женщина - это свирель. - Вам, значит, можно, а нам нельзя? - Да, нам можно, а вам нельзя.

– Я тут, папа, с тобой согласна, - подключилась я, желая смягчить ненужную резкость беседы, в которой была повинна.

Как мне надоела моя душа беспокойная как я хочу блаженного холода холода холода избавиться от всех вас и вашей тёплой жижи

– У нас в городе много опустивпгихся людей. И вот когда встречаешь пропитого мужика, кото рый бредёт на своих ножках-заплетушках, весь уже серо-белый, тающий, нежилой, как весенний снег, это как-то... нестрашно. Его ещё может ктото подобрать, отмыть, накормить, может, дома есть мама, выплакавшая глаза, или отчаявшаяся жена, или злая дочка. А когда я вижу опустившуюся жен щину, вот тут душа содрогается, потому что ей ни кто не поможет, никто её не подберёт, здесь про пасть без дна. Это к тому, что вам можно, а нам нельзя.

Папаша глянул быстрыми хитрыми глазками, радуясь мнимому согласию. Он давно опасался меня и никогда не понимал.

– Ну, я тебе позвоню насчёт всего... Наверное, кремировать будем ма... ма... ма-моч-кууу!

4

– Илья Ефимович, а у вас когда-нибудь было так, что вы кого-то сильно любили, потом ненави дели, потом забыли - а человек вдруг взял и нари совался в вашей жизни?

Кар пиков, корпевший над статьёй о том, что жилищное хозяйство города в упадке, из которого есть один выход - засудить адшшистрацию, вследствие чего прогнившие трубы, естественно, не возродятся сами собой, в лучах торжествующей справедливости, но бедные люди хотя бы познают красоту законов, которых никто в России исполнять не собирается... посмотрел на меня рассеянно.

– Меня всегда удивляло, Саша, что русские женщины умудряются на что-то надеяться.

– Илья Ефимович, вы опять за своё... Я же спрашивала о другом. Карпиков терпеливо вздохнул.

– Может, это и хорошо, что вы не понимаете, что с вами сделали. Мечтаете - ах, я люблю, я мир переверну, а мир что-то не переворачивается. Ну, кто там мог нарисоваться в вашей жизни? Какойнибудь подонок, развративший вас в юности? При думали тоже свободную любовь, чтоб девушек без наказанно портить. - Девушек, Илья Ефимович, всегда портили, они на то и созданы.

Карпиков наконец вышел из творческого тумана и расположился поговорить.

– Ох, Саша, Саша. Вы этого знать не можете, а я учился в шестидесятых годах и помню, какие тогда были девушки. Чистые, нежные, скромные, полные трепета жизни, да, трепета, не улыбайтесь. Помните актрису Людмилу Савельеву в «Войне и мире» или Анастасию Вертинскую в «Алых пару сах»? Вот такие. Какие-то... последние. Тогда смея лись над писательскими штампами, банальностя ми вроде «распахнутые глаза», «взмах ресниц», но были, были они, такие глаза, такие ресницы... И в серединке губок такая капризная припух лость, будто мушка укусила. С ума сойти. И зна ете, что с ними стало, во что они превратились? Кто выжил - в старых шлюх. Шкуры, суки, алко голички. А кто послабее - погибли. Ну, конечно, есть некий процент пуленепробиваемых жён, но они тогда всё больше по комсомольской части отличались и мораль блюли, поцелуя до свадьбы не давали. Они, да, уцелели. И я вам скажу: то, что с нежными девушками шестидесятых произо шло, - чисто мужская работа. Под себя подогнали. Под достижения развитого социализма. Как теперь подгоняют под бандитский свой капитализм. А вы, Саша, в промежуток завалились, не нашлось на вас окончательного палача. Вам ведь за тридцать, пра вильно? Красивая, образованная женщина, вам бы дом, пару детей, а вы еле-еле на кусок хлеба зара батываете и живёте с первым попавшимся прохо димцем из-за жилплощади, вот что я скажу насчёт девушек, и не обижайтесь, ради Бога. Вы обречены любить тех мужчин, которые есть, которые рядом, а их чаще всего не за что любить, их нельзя любить, они только наглеют от этого, развращаются. Поэтому любвеобильность русских женщин абсолютно вредоносна. - Любить-то Бог велел.

Карпиков поморщился. Всякая ссылка на Бога казалась ему типичным русским увиливанием от личной ответственности.

– Это вам Бог велел любить этого, который те перь в вашей жизни «вдруг нарисовался»? Да в два дцать лет во что только не влюбишься... Начнётся пожар на нижнем этаже, так они и Бога, и чёрта, чего только не приплетут...