Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза

Вскоре после начала войны, в августе 1941 года, вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». Существовавшая в то время Автономная Республика немцев Поволжья, столицей которой был город Энгельс, прекратила свое существование. Все немецкое население республики было депортировано в отдаленные районы Сибири, Казахстана и Средней Азии. В последующие месяцы депортация коснулась практически всего немецкого населения, проживавшего на территории Европейской части России и Закавказья, которые не были заняты гитлеровскими войсками. Переселение немцев производилось поэтапно и длилось до мая 1942 года. Всего было переселено около миллиона немцев. Советское руководство опасалось (и, надо сказать, имело основания для этого), что немцы Советского Союза могут перейти на сторону Гитлера. По той же причине в августе-сентябре 1941 года большинство солдат и офицеров немецкой национальности было отправлено с передовой в тыловые части.

Под раздачу, то есть – под депортацию, чуть было не попали и Пельтцеры. Узнав в отделе кадров театра, что всех немцев, независимо ни от чего, будут высылать, Татьяна пришла в ужас. В голове не укладывалось, что ее, всю жизнь ощущавшую себя русской, вдруг причислили к неблагонадежным и вышлют черт знает куда. Это много позже, уже в семидесятые годы, можно было горько пошутить: «В войну я оказалась между двух огней – отец немец, мать еврейка», а в сорок первом было не до шуток.

– Да что они там такое выдумали?! – хорохорился Иван Романович. – Выселять?! Меня выселять?! Лауреата Сталинской премии?!

Татьяне тоже не верилось, но умом она понимала, что зря о таком говорить не станут. Надо готовиться к худшему…

Пельтцеров спасли коллеги-актеры, которые внушительной делегацией из восьми человек во главе с Марией Мироновой отправились к председателю исполкома Моссовета Василию Пронину и объяснила ему, что Пельтцеры – никакие не немцы, а настоящие советские люди. Ну был у них предок немец, который сто с лишним лет назад приехал в Россию, – что с того? В них кроме фамилии ничего немецкого не осталось. Разве можно их выселять в Сибирь? Пронин был страстным театралом. При всей огромной своей загруженности он всегда старался выкроить время на то, чтобы побывать на всех московских премьерах. А еще он был умным человеком и далеко не всегда поступал по инструкциям. Выслушав актеров, Пронин сказал, что Пельтцеры могут спокойно продолжать работать. Высылка их не коснется. Так оно и вышло. Правда, Иван Романович и Татьяна все равно уехали из Москвы, но уехали в эвакуацию, а не были депортирована. Совершенно разные вещи.

В эвакуацию ехали порознь, потому что Театр эстрады и миниатюр эвакуировали в столицу Киргизской ССР город Фрунзе (сейчас он называется Бишкеком), а театр имени Моссовета – в Алма-Ату, тогдашнюю столицу Казахской ССР. Иван Романович очень радовался тому, что едет в Алма-Ату. Он много снимался в кино, а в Алма-Ату были эвакуированы киностудии «Мосфильм» и «Ленфильм». В ноябре 1941 года они слились с Алма-Атинской киностудией и превратилась в Центральную объединенную киностудию художественных фильмов (сокращенно – ЦОКС). Эта киностудия невероятна важна для нашей истории, поскольку именно на ней состоялся кинематографический дебют Татьяны Пельтцер, но об этом будет сказано немного позже.

По дороге во Фрунзе труппа Театра эстрады и миниатюр успела немного поплавать по Волге-матушке на агитационном пароходе «Пропагандист», находившемся в ведении политуправления Министерства речного флота СССР и ЦК профсоюза рабочих морского и речного транспорта. С началом войны «Пропагандист» начал обслуживать военные части. Приплывали, давали концерт и уплывали дальше. Труппу театра попросили немного поработать для воинов, отправляющихся на фронт, и, разумеется, артисты не смогли отказать.

Во Фрунзе Татьяна приехала в ноябре 1941 года. Фрунзе в войну занимал промежуточное положение между «элитной» Алма-Атой, куда эвакуировались «самые-самые», и забитым сверх всякой меры Ташкентом, непонятно почему считавшимся лучшим местом у эвакуированных. Не иначе как подсознательно действовала популярная в тридцатые годы повесть писателя Александра Неверова «Ташкент – город хлебный». В Ташкент стремились попасть правдами и неправдами, там жили в землянках и сараях, там временами случалась нехватка продовольствия, а во Фрунзе, который многие из местных жителей по старинке называли Пишпеком, Татьяне и еще одной актрисе дали комнату в общежитии. Карточки здесь отоваривались без перебоев. Фрунзенская публика, и местные, и эвакуированные, очень тепло встретила Театр эстрады и миниатюр. Надо отметить, что публика здесь собралась интеллигентная – в Киргизию был эвакуирован целый ряд театров и учебных заведений, среди которых был Государственный симфонический оркестр СССР, Одесский театр революции, Киевский и Харьковский стоматологические институты, Одесская военно-авиационная школа…