Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза

С одним из инструкторов этой школы, майором Андреем Мельником, у Татьяны Пельтцер был роман, длившийся около года. Мельник был вхож за кулисы и считался у артистов Театра эстрады и миниатюр своим человеком. Отношения были настолько серьезными, что Татьяна и не думала их скрывать. Скорее всего, дело могло закончиться браком, но счастью помешала война. В инструкторы Мельник попал из-за своей левой руки, подвижность пальцев которой была ограничена после ранения, полученного в Испании в 1937 году. Он постоянно разрабатывал пальцы – ходил с резиновым мячиком в руке – и в начале 1943-го добился того, чтобы его направили на фронт, где он вскоре погиб.

Война кардинально изменила как репертуар, так и тональность спектаклей. Пьяницы, сплетницы и бюрократы остались в прежней, мирной жизни. Теперь же высмеивали только фашистов, но вообще-то смеха стало гораздо меньше, и это было закономерно – плохие новости с фронтов совершенно не располагали к веселью. Смеяться все чаще и чаще стали тогда, когда фашисты покатились назад.

Татьяна освоила новое амплуа – «немецкая фрау». Немки удавались ей замечательно, ведь она и язык знала, и на настоящих фрау успела наглядеться в Берлине. Трудно было только говорить по-русски с «правильным» немецким акцентом. Татьяна старательно копировала выговор немок, работавших в советском торгпредстве, но режиссеры и зрители ждали от нее другого, более резкого, карикатурно-гротескного акцента, а он все никак не давался. Сказав два-три слова так, как было нужно, Татьяна сбивалась на правильную речь. Наконец она нашла приемлемое решение. Говорила так, как могла, но часто вставляла в речь немецкие слова.

Немецкие корни Татьяны больше ни у кого не вызывали вопросов, но ей несколько раз советовали изменить фамилию. Хотя бы на Петрову, по созвучию, или же взять какой-нибудь броский сценический псевдоним и сделать его своей фамилией. В годы войны можно было спокойно прийти в любую контору ЗАГСа и написать заявление с просьбой сменить фамилию или имя из патриотических соображений. Да, менялись не только немецкие фамилии, но и немецкие имена, в основном – Карл и Фридрих. Люди разных национальностей, а не только немцы, называли своих детей в честь основоположников марксизма. Однако Татьяне была очень дорога ее «неудобная» фамилия и менять ее она не собиралась. Хватит, меняла уже однажды на Тейблер…

Алма-Атинская объединенная киностудия в годы войны была основной киностудией страны и работала очень активно. Надо отметить, что далеко не во всех столицах союзных республик к началу войны существовали киностудии. Так, например, во Фрунзе студия кинохроники была создана лишь в 1942 году на базе корпункта Узбекского государственного фотокинотреста «Узбеккино», и это была именно студия кинохроники, то есть художественных фильмов там не снимали. А в Алма-Ате снимали много. В частности, в 1943 году режиссер Фридрих Эрмлер (он был не немец, как можно подумать, а еврей и по паспорту звался Владимиром Бреславом) начал снимать кинодраму о партизанах «Она защищает Родину» с Верой Марецкой в главной роли народной героини Прасковьи Лукьяновны. Бывший чекист Эрмлер был талантливым режиссером и большим конъюнктурщиком. Картины он снимал эмоциональные, экспрессивные и в точности соответствующие текущему моменту картины. В 1939-м Эрмлер снял масштабный биографический фильм «Великий гражданин», посвященный памяти Сергея Кирова. В послевоенные годы им были сняты картины «Великий перелом» о Сталинградской битве и «Великая сила» о борьбе советских ученых с «космополитами». После смерти Сталина, когда в советском искусстве, в том числе и в кинематографе, была реабилитирована лирика, Эрмлер снял трогательную «Неоконченную повесть» с Элиной Быстрицкой и Сергеем Бондарчуком.

Эрмлер пригласил Ивана Романовича сыграть роль старого колхозника Степана Орлова. Удивительный талант был у Ивана Пельтцера. Имея аристократическую внешность, он настолько преображался, играя простых людей, что впору было заподозрить, будто он пришел в артисты от сохи или от станка. Ивану Романовичу было немного неловко перед дочерью. Он хорошо помнил, как Татьяна ходила пробоваться на киностудии и насколько сильно, пускай и молча, переживала она свою неудачу. Узнав, что на одну эпизодическую женскую роль Эрмлер пока никого не подобрал, Иван Романович предложил ему кандидатуру Татьяны и постарался как следует расхвалить свою дочь, чтобы Эрмлер вызвал ее на съемки из Фрунзе.

От Фрунзе до Алма-Аты было недалеко – немногим более двухсот километров – но дело было не в расстоянии, а в том, что Татьяна, как эвакуированная, не могла просто так взять и приехать в Алма-Ату. Ей нужно было оформить вызов на съемки, чтобы она открепилась на время из Фрунзе и прикрепилась бы в Алма-Ате. Тогда она могла бы на время съемок получать продовольственные карточки в Алма-Ате и не считалась бы в своем театре прогульщицей. Эрмлера, у которого под рукой в Алма-Ате было много артисток, следовало убедить в том, что ему нужна именно Татьяна. Ивану Романовичу удалось сделать это.