Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза

Вскоре после ухода Захарова в Театр имени Ленинского комсомола Татьяна Ивановна получила от него предложение сыграть Авдотью Назаровну в чеховском «Иванове». Хорошо зная порядки в Театре сатиры, Захаров пообещал своей любимой актрисе, что график репетиций и спектаклей не будет пересекаться с ее основным графиком. Прогулять репетицию в Театре сатиры было делом невообразимым. Это можно было сделать всего один раз, после чего следовало увольнение, и никакие заслуги в счет не брались. Никаких вольностей Плучек не позволял, и даже сильно пьющие актеры подстраивали режим своих возлияний под театральный график. Ну и, конечно же, было заведомо бесполезно просить Валентина Николаевича пойти навстречу, чтобы дать Татьяне Ивановне возможность играть у Захарова. Сначала вообще все делалось в тайне, но актерский мир тесен, и буквально через неделю после начала репетиций «Иванова» Плучек узнал, что Пельтцер ему «изменила». Именно «изменила», поскольку любую работу на стороне Валентин Николаевич расценивал как измену родному театру и ему лично. Выразить актрисе Пельтцер свое негодование открыто он не мог, поскольку в свободное время любой актер волен делать все, что ему заблагорассудится, и художественный руководитель театра в это вмешиваться не вправе, но отношение к ней, и без того не самое теплое, ухудшилось. Почему отношение Плучека к Татьяне Ивановне было «не самым теплым» – ведь она же была одной из ведущих актрис Театра сатиры? Причина крылась в прямоте и бескомпромиссности нашей героини. Если Татьяне Ивановне что-то не нравилось, то она говорила об этом, невзирая на лица и прочие обстоятельства. Если Плучек напоминал, что главный режиссер здесь он, то Татьяна Ивановна отвечала:

– Когда вы, Валентин Николаевич, только начинали учиться у Мейерхольда, я уже дюжину лет на сцене отслужила!

До поры до времени Валентин Николаевич с этим мирился. Приходилось мириться, а что поделаешь? Но после «измены» Татьяны Ивановны на нее посыпались упреки в том, что она ставит себя выше всех, считает, что все должны танцевать вокруг нее на цыпочках и т. п. Новых ролей Плучек ей больше не давал. Образумится, раскается – тогда и видно будет.

У Татьяны Ивановны было обостренное чувство справедливости. Она считала, что и с Захаровым в театре обходились несправедливо, и с ней сейчас поступают точно так же. Что за дела? Сначала запрещают переход из одного театра в другой, а теперь уже и сыграть разок на «чужой» сцене нельзя? Впрочем, надо еще разобраться, какая сцена «своя», а какая – «чужая». Своя – это та, на которой чувствуешь себя хорошо, а чужая – на которой неуютно. В Театре сатиры становилось все неуютнее. Наверное, у каждого человека есть опыт конфликта с руководителем со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вспомните, умножьте на три – и вы примерно представите, каково было Татьяне Ивановне в тот период. Почему на три? Да потому, что актеры – люди эмоциональные, ранимые, и потому, что возраст у участников конфликта был солидный, а чем человек старше, тем сильнее и глубже он переживает происходящее.

Вместо покаяния Татьяна Ивановна попросила Захарова дать ей новую роль и начала открыто говорить о том, что хочет уйти к Захарову. Все думали, что она шутит – невозможно было представить, что Пельтцер покинет Театр сатиры! Все, кроме Плучека. Валентин Николаевич понял, что перегнул палку в давлении на Пельтцер, и стал вести себя по отношению к ней гораздо мягче. С былым дружелюбием не сравнить, но все же, все же… Собравшись ставить «Горе от ума», Плучек дал Татьяне Пельтцер роль старухи Хлестовой, но новая роль уже не могла удержать семидесятитрехлетнюю актрису, которая в мыслях уже была в театре у Захарова. Ей оставалось сделать последний и решительный шаг.

Конечно же, уходить было трудно. Тридцать лет – не шутка! За эти годы Театр сатиры стал для Татьяны Ивановны родным. Это был первый театр, в котором она прослужила столь долго. Здесь она прославилась, стала первой народной артисткой СССР в труппе. Здесь были друзья и роли…

Уходить было трудно. Но дело не в этом. Дело в том, что оставаться было невозможно. Поэтому-то Татьяна Ивановна и ушла.

«Захаров отбил Пельтцер у Плучека» – говорили люди. Молва утверждает, что первой эту фразу произнесла Ольга Аросева.

В каком-то смысле – да, отбил.

Она того стоила.

Впрочем, сама Аросева считала уход Татьяны Ивановны к Захарову ошибкой. «Потеря моя была невосполнима, когда их пустяковая ссора с Плучеком переросла в грандиозный скандал и она ушла из «Сатиры» к Марку Захарову в «Ленком», – писала Ольга Александровна в своих мемуарах. – Это стало ее страшной, роковой ошибкой… Захаров Татьяну Ивановну любил, называл «нашей бабушкой», но интересной работы, по масштабу выдающейся актрисы, не давал. У него она стала совсем другая: чего-то боялась, непривычно робела…»[91].

Глава двадцать вторая Ленкомовский период