Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза

Татьяне Ивановне повезло. Завершающий этап ее жизни, заключительный период ее творческой биографии пришелся на Театр имени Ленинского комсомола и режиссера Марка Захарова. Не хочется проводить исторических параллелей, ибо это занятие неблагодарное, и вообще история не знает сослагательного наклонения. Но иногда меня посещает мысль о том, что если бы подруга Татьяны Ивановны Фаина Георгиевна Раневская году этак в 1972-м ушла из Театра имени Моссовета в какой-нибудь другой театр, то успела бы сыграть еще несколько ролей, подобных роли Люси Купер в спектакле «Дальше – тишина» или «странной» миссис Сэвидж. Что ж, посочувствуем Фаине Георгиевне и порадуемся за нашу героиню…

На девятом десятке память стала плохой и часто подводила Татьяну Ивановну. Но в театре понимали, что она не представляет себя вне театра, и как могли старались помочь. Партнерам Татьяны Ивановны по спектаклю приходилось подсказывать ей слова или же как-то импровизировать самим, чтобы вытянуть действие, но никто ни разу не завел речь о том, что актрисе Пельтцер пора на покой. Более того, по просьбе Марка Захарова Григорий Горин в своей очередной пьесе «Поминальная молитва» написал специально для Татьяны Ивановны роль старой еврейки Берты. Роль была небольшой, несколько коротких реплик и сопровождалась ремарками «тяжело передвигается» и «плохо понимает происходящее».

Берта появлялась на сцене в самом конце спектакля. Зрители неизменно встречали ее появление аплодисментами. Александр Абдулов, игравший роль сына Берты Менахема-Мендла, трогательно, как и положено еврейскому сыну, заботился о ней – поддерживал, объяснял, что происходит вокруг.

Менахем. О, мама! Смотрите! Нас встречают с музыкой! Что я вам говорил?

Мама. Разве сегодня праздник?

Менахем. Это деревня, мама… Здесь всегда праздник. Чувствуете воздух? Сплошной кислород… Вдыхайте, мама, вдыхайте.

Мама. Меня в поезде так трясет…

Менахем. Мама, мы не в поезде… Мы приехали. Сориентируйтесь, мама…

Из-за путаницы в телеграмме, Менахем с матерью приехали пожить к Тевье-молочнику (пьеса написана по мотивам произведений Шолома-Алейхема), который со своей большой семьей как раз собирался ехать пожить к ним. Такая вот ситуация. Это выглядело смешно и трагично.

«Почему смех? Тевье, почему смех?» – спрашивала Берта.

«А что нам еще остается в этой жизни, Берта? – отвечал Евгений Леонов, игравший роль Тевье. – Что еще? Играй, Йоселе…»

Занавес медленно опускался… Две последние реплики выражали идею спектакля. А что нам еще остается в этой жизни? Только смеяться!

Зрители аплодировали, вызывая актеров по многу раз. Татьяне Ивановне всякий раз дарили по нескольку букетов, которые в гримерную нес за ней Абдулов. «Мне кажется, что я сегодня играла плохо, – волновалась Татьяна Ивановна. – Явно хуже, чем в прошлый раз». – «Ну что вы, Татьяна Ивановна, – успокаивал Абдулов. – Вы и в прошлый раз играли замечательно, и в этот. Вы же по-другому не умеете». – «Да, не умею, – кивала Татьяна Ивановна. – Не научилась».

Да, играть плохо она так и не научилась. За всю свою долгую жизнь…

В июне 2014 года, в канун 110-летия со дня рождения Татьяны Ивановны, Марк Захаров сказал в интервью, данном газете «Вечерняя Москва»: «Татьяна Пельтцер – это моя самая большая любовь в жизни. Она 30 лет проработала в Театре сатиры и ушла за мной в «Ленком». И в «Ленкоме» ее ждали несколько замечательных ролей: в спектаклях «Мои надежды», «Хория» и особенно в «Поминальной молитве» – это был незабываемый выход в финале и коленопреклоненная сцена. В «Поминальной молитве» она создавала особый эффект финала. Ее очень любили люди. Она олицетворяла старшее поколение, которое не унывает, остается молодым и полным оптимизма».

Очень точно сказано. Татьяна Ивановна всегда такой и была – молодой и полной оптимизма. Оптимизм – фамильная пельтцеровская черта.

Глава последняя Очень коротко о печальном

Уж сколько их упало в эту бездну,

Разверстую вдали!

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли.

Марина Цветаева, «Уж сколько их упало в эту бездну…»

Начало девяностых было печальным для Татьяны Ивановны.

Развилась сенильная деменция – потеря памяти, паранойя.

Настал день, когда ее пришлось госпитализировать. Сложилось так, что Театр имени Ленинского комсомола был в тот момент на гастролях.

Психиатрические больницы – не санаторий, но тогда, в 1991-м, на закате социализма, там был мрак и ужас. В подробности вдаваться не хочется, но для тех, кто не застал те времена, придется сделать краткий набросок. Время тотальной нехватки всего – средств, медикаментов, сотрудников, продуктов. Давно не ремонтируемые помещения, переполненные палаты, отсутствие должного лечения, отсутствие должного ухода, скудная пища. Чужие люди вокруг, незащищенность, неприкаянность, безысходность, страдание…