Татьяна Тарханова

Еще до конца обеденного перерыва Татьяна привела в порядок свою тележку и сразу же после гудка погнала ее за глиной. Она ехала, рассыпая вокруг себя веселый звон, приветствуя им одних и требуя дороги у других. Миновав неширокий проезд, она въехала в прессовую и затормозила. Путь ей преградили ремонтники. Подтянув к пролету мотор и, видимо, не желая ждать, когда за ним придет тележка ремонтно-механического цеха, они решили захватить чужой транспорт. К Татьяне подошел Крюков. В руках у него была деревянная лопата.

— Свезешь наш мотор в механическую. Понятно?

— Нет, непонятно.

— Подождут твои формовщицы.

— А не подождешь ли ты?

Татьяна дала задний ход электрокару и, слегка откатившись, на полной скорости ринулась вперед. Крюков отскочил в сторону, но изловчился и ударил ее лопатой ниже поясницы. Удар был меткий, звучный и вызвал смех. Татьяна остановила тележку, спрыгнула на землю и решительно подошла к парню. Он не испугался и, выставив ногу, весело сказал:

— Что, понравилось? Могу еще раз киселя дать.

Но он не рассчитал, что перед ним девчонка, которая не раз дралась с мальчишками, и, не успев подмигнуть другим ремонтникам: мол, смотрите, каков я кавалер, — полетел вместе с лопатой на землю.

— Ешь сам на здоровье!

Это столкновение не имело бы никаких последствий, если бы его виновником не оказалась Верка Князева.

После своей неудачной попытки поступить буфетчицей в театр Верка Князева затаила вражду к Татьяне. Но что она могла сделать? В театр не придешь ругаться — выгонят. И вдруг она увидела ее на электрокаре, возчицей глины. Так, значит, жизнь снова сравняла их. Подожди же, Танька Тарханова! Верка подозвала Крюкова, который проявлял к ней интерес, и, показывая на проехавшую мимо Тарханову, спросила:

— Ты знаешь эту девчонку?

— Видал.

— Слабо будет на ее тележке отправить мотор в механическую.

— Скажешь!

— Не сдрейфишь, сегодня пойду с тобой в кино.

Но ухажер оказался недостаточно стоек на ногах, и Верка Князева, забыв о всякой осторожности, сама ринулась в бой. Нет, она хорошо помнила, что в драке с Танькой уже однажды потерпела поражение, а потому, забежав по другую сторону пресса, подбоченилась и закричала, чтобы все ее слышали:

— Ишь ты, недотрога какая! Думаешь, не знаем, с кем ты путалась? Знаем! Да я бы тебя не то что лопатой, дегтем по заднице смазала, паскуда ты этакая!

Татьяна, которая могла постоять за себя, когда надо было защищаться кулаками, оказалась совершенно беспомощной перед руганью и чудовищной ложью. Как заставить замолчать эту Князеву? А та продолжала бесноваться, выкрикивая все новые оскорбления. Татьяна оглянулась, ища хоть чьей-нибудь защиты, и убежала из цеха, оставив на дороге свой электрокар.

После работы она возвращалась домой прибитая, униженная. Уля шла рядом и говорила:

— Князеву и Витьку Крюкова мы приструним. Им так просто это дело не пройдет. Будут знать, как хулиганить на производстве... Вообще эта Верка типичная тунеядка. У нее два привода за спекуляцию.

Но ничто не могло утешить Татьяну. Теперь разнесут по комбинату о ней славу гулящей девки. А что она может сделать, чтобы люди не поверили Князевой? Ничего! Значит, надо бежать. Куда — неважно. Но здесь, на комбинате, она работать не будет. В эту минуту ей больше всего не хватало Дроботова. Он, конечно, посоветовал бы, что ей делать. Но театр на гастролях, Дроботова нет в городе. «Милый Иннокентий Константинович, если бы вы только знали, как тяжело и плохо вашей Тане, которую вы уже, наверное, забыли».

Дома, никому ничего не сказав, она легла спать. Но сон не шел. Она поднялась, потом без цели бродила по двору и огороду, нигде не находя себе места. Она чувствовала себя беспомощной. Только совершенно ничтожного, недостойного человека могут так оскорбить, как оскорбили ее. Она даже не может сказать об этом деду. И вообще лучше уйти к Ульке, а то начнут расспрашивать да выпытывать.

У Ефремовых ее встретил Федор. Он сидел за столом и пил чай, рассматривая свое лицо в никелированной поверхности электрочайника.

— Уля у себя? — спросила Татьяна.

— Ушла куда-то со своим Матвеем. Выкопала себе жениха из прошлого.

— Во-первых, ему только тридцать шесть, он совсем не старый, а во-вторых, он не жених, а просто товарищ.

— Ты вот тоже ходишь одна, товарища найти не можешь. Не скучно?

— Скучно? Не знаю.

Федор оживился:

— Я тебе скажу — ты поменьше Ульку слушай. Вот не понимает сестрица, что так просто хорошую жизнь на ладошке не поднесут. И ты такая же. Ну скажи, зачем тебе глина? Ну чего ты там, на комбинате, добьешься? Седьмого разряда? Да и то через десять лет! И в этом счастье? А я бы тебя мог устроить инспектором горторготдела. Инспектор Тарханова! Гроза глинских торгашей. Положение, отношение, уважение. Ты только в магазин, а тебе уж норовят что-нибудь подсунуть: окорок, панбархат, бурки.

— Не вижу ничего хорошего. Взятка.