Татьяна Тарханова

— Послушай, Таня. Обдумай все хорошо. Ну как ты живешь? Без матери, и отец — не отец. Я за тобой давно слежу. То, что Верка Князева говорила, — брёх собачий. Но смотри: в интеллигенцию ты не вошла и в рабочем классе не приживешься.

— Может быть, ты и прав...

— А со мной не пропадешь. Будешь как за каменной стеной.

Татьяна не ответила и молча вышла на крыльцо. Ну не смешно ли? Федор Ефремов хочет жениться на Татьяне Тархановой. Вот новость на все Раздолье. А что же, чем он плох? В городе человек известный. Хороший работник — Татьяна усмехнулась — и собой неплох. Да, известный... И вы, Татьяна Васильевна, цените в человеке его известность? А душа, сердце? И, главное, ваши чувства? Даже не знаете, любит ли он вас. Ну и что же, тем лучше. И вы его не любите...

И вдруг вспомнила Клеверово, берег реки, Сергея. Он оживлен, весел и ловит мяч, который бросает ему высокая белобрысая девица. Разлюбил? А может быть, и не было любви? Так чего же она колеблется, выбирает, сомневается? Да и, наверное, ее любовь тоже прошла. А не прошла, так должна быть забыта. И лучше она сблизится с человеком, которого просто уважает. Без чувства и волнений. Но зато без крушения и гибели иллюзий. Каждому на роду написано свое. Отцу — Санда, которая спасла его от смерти, а ей, его дочери, — Федор, который укроет ее от жизненных невзгод. Значит, он не безразличен ей, значит, что-то нашла она в нем? Да, нужен, потому что жизнь сложна! И вдруг у нее мелькнула мысль, которая показалась ей необыкновенной мудростью жизни, торжеством над всеми сомнениями. Может быть, настоящая любовь там, где женщина ищет защиты у мужчины? Не рождается ли она слабостью, преклоняющейся перед силой? Так, наверно, было, когда только зародилась любовь, и это чувство перешло к ней от далеких предков.

Она услышала сзади шаги Федора.

— Так ничего мне и не скажешь?

— Что у тебя произошло с твоей невестой?

— Ей двадцать пять.

— И что же?

— И мне двадцать пять.

— Разве это плохо?

— Да, когда нам обоим будет по тридцать пять!

— Но ведь ты меня не любишь.

— На твое наследство зарюсь. Вон оно! — И он показал на висящий в сенях серый от глины рабочий комбинезон.

Она протянула ему руку и, ничего не сказав, ушла в светелку.

Вечером Федор еще раз предупредил Улю:

— Смотри — никаких товарищеских судов.

— Ты мне надоел.

— Неизвестно, кто кому больше.

— Так помолчим?

— Отныне я тебе вообще запрещаю вмешиваться в наши дела.

— Чьи наши?

— Таня — моя невеста.

Уля ошеломленно взглянула на брата.

Татьяна стояла рядом, высоко подняв голову, гордая своим выбором и холодным, не знающим любви сердцем. Впервые в жизни она почувствовала, что месть может быть сладкой. И чем больше она сознавала, что выходит замуж за нелюбимого и нелюбимая, тем эта месть казалась ей сильнее и убийственнее. Пусть Сергей знает, что для нее он хуже нелюбимого, пусть почувствует в этом ее презрение, безразличие и забвение всего, что было между ними.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

На Игната Тарханова свалились — одна за другой и одна горше другой — две беды. В тот вечер, вернувшись из гостей, он узнал сначала об аресте Санды, а потом — что Татьяна стала невестой Федора Ефремова. И если арест жены сына вызвал у него жалость и желание чем-то помочь и невестке и самому Василию, то известие о предстоящем замужестве Татьяны он принял как нагрянувшее безысходное, ничем не поправимое горе. Одна мысль о том, что его внучка, Татьяна Тарханова, может оказаться Татьяной Ефремовой, вызвала в нем чувство стыда и возмущения, протеста и своего полного бессилия. Пусть Татьяна поступает как хочет, он, Игнат Тарханов, все равно никогда не признает Еремея Ефремова родней!