— Я не то имела в виду. Твой роман, он… Он очень хороший, но… как бы это сказать… он от ума, от разума, а не от сердца, — тихо произнесла Анна.
Черт возьми, она едва удержалась от того, чтобы не провести параллель с песнями бывшего мужа. Витька, конечно, никакой не поэт, и строчки у него корявые, и рифма явно страдает, но он на том банкете по случаю помолвки Кати и Миши пел душой, а книгам Устинова именно этого не хватало.
— Почему-то некоторые считают, что актер должен быть глуповат и необразован — тогда он легко принимает любую форму, то есть свою роль, — ровным голосом, в котором, однако, прорывались нотки нешуточной обиды, проговорил Константин. — Я думал, на писателей это не распространяется, но, может быть, я плохо знаю жизнь… Выходит, Евгений Замятин был прав: «Не читайте рукописи жене, читайте только очень близким людям». Хотя ты сама сказала: какая ты мне жена?! Теперь все критики, — продолжал он, нервно расхаживая по комнате, — Сам двух слов связать не может, а любого другого на косточки разберет.
— Костя, прости, если я тебя обидела, — убито прошептала Анна.
— Обидела? — Он насмешливо взглянул на нее. — Чем же? Откровенная глупость может быть неотразима в женщинах, так что отдаю тебе должное: ты — само очарование.
— За что ты меня оскорбляешь? За то, что хотела помочь?…
— Чем? — окончательно вышел из себя Устинов, — Ну чем ты можешь мне помочь? А, я все понял: в семье Рыбкиных ты впитала все достижения мировой культуры и литературы, в частности. Тогда — конечно, о чем речь? Скажи на милость, как ты можешь судить о моем творчестве, если в жизни не написала ни слова? Ни-че-го! Тоже мне, литературный самородок!
— Когда мне понравился твой первый роман, — не сдавалась Анна, — ты с удовольствием слушал, как я тебя хвалю. Почему же так злишься, если про новую книгу хоть слово скажут «против шерсти»? Ты так в себе не уверен? Что на тебя нашло?
— А потому, что я ненавижу, когда дураки с умным видом начинают рассуждать… — Он захлебнулся собственной горечью.
— Дураки — это кто? — холодно уточнила Анна.
— За примером далеко ходить не надо, достаточно вспомнить вашу суперсемейку неудачников! — Как многие слабые люди, Устинов, будучи не в силах отстоять свою позицию более цивилизованными способами, принялся «переводить стрелки», оскорбляя других. — Мамаша от нечего делать сует свой нос во все дыры, Галина, как маньячка, только о том и грезит, как бы выскочить замуж… Младшенький — бездельник и клептоман… А про старшего братца я уж и не говорю!
— Хватит, — оборвала его Анна. — Хотя, нет, можешь продолжать. Очень интересно послушать, что ты скажешь обо мне.
— Аня, ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. — Константин понял, что зашел слишком далеко, и попытался отыграть назад, но поздно, — Но если тебе не нравится, что я пишу…
— Мне не нравится, как ты себя ведешь. И чем дальше — тем больше не нравится, — возразила Анна, уже понимая, что на Танину свадьбу ей придется идти одной.
Татьяна Баринова в этот день тоже места себе не находила. Нет, конечно, у нее и в мыслях не было очутиться в числе Таниных гостей. Ее беспокоило другое. Во-первых, им с Сергеем не удалось уехать за границу, как она планировала. Он и сам не слишком туда рвался, да и у Татьяны возникли проблемы, требующие ее присутствия в Москве: мать проходила мучительное обследование, готовилась к операции, и она повсюду сопровождала Яну. Так что поездку пришлось отложить на неопределенный срок.
Единственное, на что согласился Сергей, — это поехать в подмосковный санаторий. В одиночестве. И это было бы тоже неплохо, если бы произошло хотя бы на день раньше. А так его предполагаемый отъезд по времени точно совпадал со свадьбой Разбежкиной и Гонсалеса. Честно говоря, Баринова вовсе не была уверена в том, куда он в последний момент решит отправиться.
Словно подтверждая ее самые худшие опасения, Никифоров ни свет ни заря собрался уезжать.
— Сереж, ты куда в такую рань? — перехватила его Баринова практически у дверей: похоже, он вообще намеревался ускользнуть по-английски, не попрощавшись, — Мы же договорились: в санаторий я тебя отвезу.
— Не хотел тебя будить, ты так сладко спала, — отмазался Сергей, надеясь развеять ее подозрения.
— Сереж, мы же договорились, что поедем вместе после обеда, — напомнила супруга. — Или ты хозяин слова: сам дал — сам обратно взял?
— Я решил к Мишке заехать попрощаться, — объяснил Никифоров, что, отчасти, было правдой.
— Попрощаться? Так ты, может, не в санаторий, а на Луну собрался? Ладно, так и быть, отвезу тебя к твоему любимому братику. Подожди меня минут пятнадцать-двадцать, я мигом, — не сдавалась Татьяна.
— Тань, я уже вызвал такси. Извини, я тороплюсь, давай лучше…
— Ну, — заколебалась она, — если ты на самом деле так торопишься… А вообще, чего это ты так летишь?
— Просто решил выехать пораньше, пока пробок нет. У Мишки сегодня сумасшедший день, ему в загс ехать… и все прочее, так что проводить меня он не сможет, — объяснил Никифоров, как ему показалось, достаточно логично.