Татьянин день. В паутине обмана

Таня сдернула пеньюар и решительно встала. До маникюрши, кажется, что-то начало доходить, но было слишком поздно.

— Вообще-то, да, мне нравится совсем другой Игорь, я все время болтаю, как… — забормотала она какую-то жалкую чушь, пытаясь исправить ситуацию.

— Всего вам доброго, — отчеканила Таня с каменным лицом, — приятно было побывать на вашей радиостанции, — и она поспешно покинула салон.

Если она полагала, приехав в офис, застать Игоря врасплох, то ошиблась: он ожидал ее появления. И когда Таня ворвалась в кабинет с видом разъяренной фурии, он встревоженно поинтересовался:

— Милая, что случилось? Мне позвонили из салона, сказали, что ты отказалась от процедур. Я думал заехать за тобой часа через четыре, к этому времени твой путь должен быть усеян телами мужчин, сраженных неземной красотой.

— За падающими телами дело не станет, — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, пообещала Разбежкина, — но для начала я хотела бы от тебя кое-что услышать.

— Все что угодно, — лучезарно улыбнулся Игорь, сохраняя полное спокойствие, — я перед тобой — душа нараспашку.

— Да? — воскликнула она, обескураженная такой откровенной наглостью, — Почему же ты не сказал мне всей правды? Я сижу, вся такая из себя невеста, и слушаю, как обсуждают любовницу моего жениха. Нормально, да?!

— Успокойся, это какое-то недоразумение, — единственное, что по-настоящему напрягало сейчас Гонсалеса, — это то, заметит или нет Разбежкина одну из папок, лежащих у него на столе, никак не предназначенную для ее глаз.

Но ей было точно не до папки.

— Нет, настоящее недоразумение — это наша свадьба. Ну я идиотка! — кричала Таня. — Захотелось большой и чистой любви — получай! С коллекцией барышень в придачу!

Она схватила со стола ту самую папку, но Игорь поспешно взял ее из Таниных рук.

— Это что? — несмотря на свое состояние, Разбежкина все-таки обратила внимание на его суетливость.

— Список моих любовниц. Неполный, конечно, только первый том, — Гонсалес швырнул злополучную папку в ящик стола, от греха подальше.

— Ты молодец, что не теряешь чувства юмора в сложных жизненных ситуациях. Но мне хотелось бы услышать от тебя другое, — проговорила Таня, немного успокоившись.

— Танечка, а что делать, как не шутить, когда слышишь чепуху? — грустно спросил Гонсалес.

— Это, по-твоему, чепуха?! — снова завелась Таня, испепеляющее глядя на него.

— Прости, другого слова не подберу. И много моих любовниц насчитала эта… ценительница прекрасного?

— Знаешь, мне хватило. И еще надолго хватит.

— Танюша, послушай. Это ж. е совершенно очевидно: твоя маникюрша просто позавидовала твоему будущему счастью. Бывают такие стервозные бабы, которых хлебом не корми, дай наговорить другому гадостей. Она увидела, как мы пришли в салон, оценила, насколько ты прекрасна, — и не удержалась от того, чтобы изгадить тебе настроение. Сама-то, понятно, жуткая кикимора с неустроенной личной жизнью, других радостей у нее нет, кроме как на ходу сочинять всякий бред — авось сработает! Ну а то, что она знает, как меня зовут, — еще бы, ты же ко мне по имени обращалась, у таких вечно ушки на макушке. Остальное — дело техники… Нет, Танюша, я рассказал тебе обо всем, что заслуживало внимания.

— И ничего на черный день не оставил? — вздохнула она, чувствуя, что просто нс в силах на него злиться. Да и не может человек, у которого рыльце в пушку, сохранять такое спартанское спокойствие, так разумно и логично объяснять ситуацию! Он бы занервничал, начал запинаться, а с Игорем ничего подобного не произошло.

— Немножко обидно, когда открываешь человеку душу, а он слушает каких-то идиоток, — грустно сказал Гонсалес. — Может, ты права, и мы действительно поторопились. Если ты принимаешь за чистую монету такое…

Он сел и отвернулся, в глубокой задумчивости глядя в окно.

Таню захлестнуло чувство Вины. Вот опять она поддалась своей дурацкой ревности, а ведь клялась себе, что больше такого не допустит! Она шагнула к Игорю и положила руку ему на плечо. Он никак не отреагировал на ее примирительный жест.

— Ты сам посуди, что я могла подумать, когда такое услышала? — чуть не плача, проговорила Таня.

— Откуда я знаю, что ты могла подумать? Судя по всему, что угодно.

— Я садилась в это кресло — у меня в душе все пело, а встала — как помоями облитая… Ну; Игорек, прости, пожалуйста. Мне очень-очень стыдно. Я просто не знаю, что на меня нашло, когда эту девицу услышала.

— Ну, — начал он оттаивать, — хоть что-то радостное: ревнуешь — значит, я тебе не совсем безразличен. — Игорь обнял Таню за талию.

— Знаешь, когда я подумала, что ты меня обманываешь… — прошептала она.

— Знаю, все знаю. Ясно, откуда твое недоверие: ты просто не можешь забыть Сергея, — вздохнул Гонсалес.

— Может, хотя бы о нем не будем? — умоляюще проговорила Таня.