Татьянин день. В паутине обмана

— Нам с тобой нужен ребенок, — объявил Сергей. — В этом все дело, ты была совершенно права. Будет ребенок, будет о ком заботиться — и все изменится.

— Ты хочешь ребенка? Я сплю? Или тебя подменили?

— Очень хочу, — твердо произнес Никифоров.

— Значит, моя затея с клиникой в Испании была ненапрасной! Ты знаешь, там врачи — настоящие кудесники! Все так считают. Да я просто чувствую, что лечение помогло. Я уверена. Вот как рожу тебе двойню! У вас были двойни в роду?

— Что-то не припомню, — улыбнулся Сергей.

— У нас тоже не было. Но, говорят, после интенсивного лечения такое случается. Представляешь: сразу два малыша? Здорово, да? Или все-таки один? Ты кого хочешь — девочку или мальчика?

— Девочку! — ни на секунду не задумавшись, заказал Никифоров.

— Ну конечно, — засмеялась Татьяна, — кого же еще! Ты же у нас дамский угодник. Будешь доченьке угождать, баловать ее, подарки покупать. А как мы ее назовем?…

Но этот жизненно важный вопрос счастливые супруги обсудить не успели. Им помешало появление в гостиной Олега Эдуардовича.

— Ой, папа! Напугал, — вздрогнула Татьяна.

— А чего это вы такие пугливые? — проворчал отец, подозрительно глядя на Сергея.

— Па, ты ужинать будешь? — заторопилась Татьяна, беспокоясь, как бы мужчины не начали выяснять отношения в наименее подходящий для этого момент, — Туся рагу из баранины приготовила.

— А что это вдруг супруг твой объявился? — Баринов не давал сбить себя с толку. — Новости какие-то?

— Соскучился — вот и приехал, — как о чем-то само собой разумеющемся, сообщила Татьяна. — Ну правда, пап. И вообще мы помирились. У нас все будет хорошо, честное слово.

— Ну-ну, — хмыкнул Олег Эдуардович, забирая со стойки свежие газеты и направляясь к выходу.

— Пап, так ты ужинать будешь? — повторила Татьяна свой вопрос.

— Буду. У себя. Скажи Тусе, — не оглядываясь, произнес отец.

— Сережа, Сереженька, — Татьяна снова повернулась к мужу. — Ну так что мы будем пить? Вино, шампанское? Или сделать коктейли? А хочешь, я сама стол накрою — пусть Туся отдыхает? Зажжем свечи…

— Танюш, — мягко отстраняя ее, Никифоров поднялся. — Извини, мне надо ехать. Мишка… приболел. Надо покормить… и все такое. Я и так задержался.

— Ну так поедем вместе, — вызвалась она. — Я сейчас Тусе скажу, возьмем еды, соки, чего там еще ему нужно?

— Не надо, Тань. Куда ты поедешь на ночь глядя? Ужин у нас есть. Не суетись.

— Ну как же? Я помогу, я… И вообще, женское участие само по себе лечит, — растерялась Татьяна.

— Ему сейчас не до женского участия. Потом, Танюш, все потом.

— Хорошо, как скажешь, — грустно произнесла Баринова. — Но завтра мы увидимся?

— Завтра — конечно. Куда мы денемся, — вздохнул Никифоров.

***

Рано или поздно это все равно нужно было сделать… Анна, собравшись с духом, набрала номер квартиры Рыбкиных.

— Алло? — отозвался Виктор.

— Это я, — неуверенно начала Анна. — Вить, нам поговорить надо.

— Было бы о чем.

— Витя, пожалуйста… Ты только трубку не вешай. Мы можем поговорить по-человечески?

— Вела бы себя для начала по-человечески, тогда и разговор был бы… Чего надо-то?

— Встретиться. Мне нужен развод.

— Что, — саркастически хмыкнул Рыбкин, — без развода никак? Учитель не принимает? Конечно, он же сильно нравственный. Ладно, — решил он сменить гнев на милость, — приходи завтра в кафе. Я буду после двенадцати.

— Спасибо. Я приду, — пообещала Анна. — Виктор согласен поговорить о разводе, — сказала она вошедшему Устинову, кивая на телефон.

Таня мыла посуду, а Надя недовольно ковырялась в тарелке, не спеша заканчивать ужин.

— Все. Не хочу больше.

— Надюш, — принялась уговаривать мать, — чуть-чуть осталось. Надо доесть. Давай-ка я помогу. Знаешь, как говорят: посуда любит чистоту. И бабушка расстроится.

Таня вернулась к раковине, но тут раздался телефонный звонок.

— Ну вот, так я посуду не домою! Да-да, я слушаю, — она взяла трубку.

— Танечка, это Игорь.

— Здравствуйте, Игорь, — тепло улыбнулась Таня. — Хорошо, что вы позвонили.

— Я еще раз хотел сделать комплимент вашей красавице-дочери, — произнес Гонсалес. — И еще, знаете, какая у меня любимая картина? «Святая Инесса» Рибейры. Кстати, вы очень на нее похожи.

— На картину? — засмеялась Таня.

— На святую Инессу, которая на картине.

— А почему не на какую-нибудь рафаэлевскую Мадонну?

— Потому что у вас глаза именно как у святой Инессы.

— А этот художник… Рибер, вы говорите? Он итальянец?

— Рибейра, — поправил Игорь. — Испанец.

— Ах, испанец! Тогда понятно, почему я не Мадонна, а святая Инесса. Это в вас говорят испанские корни.

— Не знаю, не знаю. Я вообще люблю испанскую живопись. Итальянскую, кстати, тоже. А вы?

— Мама, пойдем, — принялась Надя теребить Таню, показывая на книжку.

— Сейчас, Надюша, — сказала та девочке и продолжила беседу с Гонсалесом: — А меня воспитывали на передвижниках и соцреализме. Правда-правда. Но итальянцев я тоже люблю.

— Ну, мама! — настойчиво повторила дочь, — Пойдем читать. Мама!

— Надя, ну что такое? Ты можешь подождать пять минут? Ты же видишь, я разговариваю. Извините. Тут дочка пришла.