— Ты же знаешь, энергия лени практически неисчерпаема, — вздохнул Миша.
— Может, нам прислать кого-нибудь?
— Да брось ты, сами уберемся. Вот завтра и начнем, — заверил ее Михаил.
— Ага, верю. — Татьяна принялась застилать постель.
— Тань, — Миша попытался было остановить ее, — да плюнь ты, не надо. Я сам.
— Мне не трудно, — отозвалась Татьяна, наткнувшись на заколку для волос, — Это чья?! — в бешенстве воскликнула она и тут же начала швырять на пол все, что попадалось под руку, — Сволочи, гады… Ненавижу, ненавижу вас всех! Подлая тварь…
Вернувшись домой, Сергей застал следующую картину Миша невозмутимо наводил порядок в разгромленной квартире, а Татьяна, вдоволь побушевав, сидела на кровати и раскачивалась, как китайский болванчик, в полной прострации. Никифоров вздохнул и опустился в кресло. Миша поспешил уйти, чтобы не стать свидетелем еще одной бурной сцены — он и так был сыт по горло Татьяниными эксцессами.
— Зачем ты это сделал? Зачем? — глухо проговорила Баринова, обращаясь к мужу. — Она все равно никогда не будет с тобой.
— Если ты постараешься, то конечно, — согласился Сергей.
— Если даже ты постараешься, ничего не получится. Она мне об этом сама сказала! Она выйдет за Игоря.
— Я знаю.
— Сережа, — принялась уговаривать его Татьяна, — давай уедем куда-нибудь вдвоем, прямо сейчас. Туда, где нет ни моего отца, ни твоей Разбежкиной.
— И что это изменит?
— Надо попробовать. Начнем все сначала… Появятся дети, будет настоящая семья. А сейчас у нас просто кризис, его надо тупо пережить. Все наладится, вот увидишь…
— Извини, Таня, я хочу побыть один, — ответил Никифоров, совершенно не разделяя ее оптимизма относительно их совместного счастливого будущего.
— Ты с ней… спал? — прямо спросила Татьяна.
— Это не твое дело.
— Поняла, не дура. — Оставаться не имело никакого смысла, так что Бариновой пришлось удалиться несолоно хлебавши.
А Сергей поднялся и, словно вспомнив что-то очень важное, подошел к полке, на которой стояла вазочка, в которую он положил разорванное Танино письмо. Но ни вазочки, ни письма там уже не было.
— Миш! — позвал он. — Тут ваза была.
— Поищи там, может, склеишь, — брат кивнул на кучку мусора и веник в углу. — Это мы тут с Бариновой в футбол играли. Надо же было как-нибудь ворота обозначить… А что ты на меня смотришь? Она хозяйка, имеет полное право делать из своих вазочек красивые цветные стеклышки.
— А письмо? Оно в вазе лежало.
— Я его там где-то положил. Такая ситуация была — некогда было порядок наводить.
— Понятно. Счет не в нашу пользу, — пробормотал Сергей, продолжая лихорадочные поиски.- (¿пьяна точно забрать не могла?
— Не могла. Она вообще ничего, кроме этой заколки, не видела. Хотя черт ее душу знает. Я же, когда она бушевать перестала, выходил. Думаешь, там что-то важное?
— Да если б я знал! — в сердцах воскликнул Сергей. — В том-то и дело, что вокруг этого письма что-то закручивается, а я — ни ухом ни рылом, что в нем. Одно к одному… Черная полоса — какая-то уж очень широкая… и очень уж черная. Знаешь, сегодня я своими руками… вот этими… все разрушил. Совсем с катушек съехал.
— Ты про что? — не понял Миша.
— Я Таню… чуть не ударил. Главное, все при Наде произошло…
— Ну ты даешь, — протянул брат.
— Как Баринов сказал? Глаза кровью налились? Вот и у меня… Ты бы видел, как Надя на меня кинулась! Кулачками своими молотит… такую защитницу иметь — ради этого и жить стоит…
— Даже представить не могу тебя папашей, — пожал плечами Михаил.
— Я тоже раньше не мог, — с тяжелым вздохом согласился старший брат.
Таня привезла пострадавшего в тяжелых боях жениха к себе домой и теперь старалась облегчить его мучения, прикладывая примочки к разбитому носу. Игорь в какой-то момент глухо застонал.
— Это он нарочно, чтобы его жалели, — тут же заявила Надя, наблюдавшая за процессом оказания медицинской помощи.
— Как же, от вас дождешься, вы пожалеете, — жалобно проговорил Гонсалес, искоса глянув на нее.
— А что ты, как маленький, потерпеть не можешь? — проворчала Надя.
— Так я терплю… из последних сил.
— Мам, — неожиданно проговорила девочка, обращаясь к Тане, — если хочешь, женись на нем.
— Это что же такое случилось? — поразилась Таня этакой метаморфозе. — Раньше ты вроде бы не очень…
— Если мама на тебе женится — ты не будешь ее обижать? — глядя Игорю в глаза, очень серьезно спросила Надя. — Мам, он не будет!
— И никому не позволю, — заверил малышку Гонсалес, подхватывая ее на руки.
Таня облегченно вздохнула — ну наконец-то дочь оттаяла…
Когда Игорь ушел, Вера тоже, в свою очередь, не могла сдержать вздохов.
— Ты что, мам? Все налаживается, а ты вздыхаешь.
— Да что налаживается? — тихо произнесла Вера Кирилловна. — Я же вижу: не по любви замуж идешь, а от отчаяния. Думаешь, потом не аукнется?
— Аукнется, откликнется… Чего гадать? Да что с тобой такое, мама?! Ты же сама говорила: хороший парень.
— Хороший, кто спорит, — подтвердила Вера. — Только я не про него. Ты-то его любишь?