Татьянины рассказы

— Мамочка, мамочка, не уходи, не бросай меня, — но даже ветер был холодным и неласковым, даже небо глядело понуро и серо в глаза одинокому и брошенному Трезору…

…Почти месяц щенок не отходит от мертвой Багиры. И не подпускает к ней никого. Его подкармливают сердобольные жители села. Трезор благодарно берет принесенную ему пищу, но увести себя от мертвой матери не дает. Рычит, пытается укусить. А когда остается один, садится рядом, терпеливо и добросовестно бережет покой любимой мамы. И так тихо-тихо шепчет ей иногда:

— Прости меня, мама!

А счастье рождается тихо

Судьба не дает нам указаний, не учит восприятию мира и не показывает путь. Она лишь молча наблюдает и иногда подшучивает ненароком. А человек уж сам, как сумеет, движется по отведенному ему пространству, на ходу сочиняя себе жизненные правила и мерила. И все хотят быть счастливыми, и каждому в тайне видится, что заслуживает он этого немножечко больше, чем другие.

Но каждый по-своему это чувство понимает…

Иные копят богатство. Копят, копят, копят, копят… Уже много накопили, а аппетит накопительный только усиливается. И все время хочется чего-то еще. Но «хотелок» на свете так много, что прибрать к рукам все не получается. И от этого становится плохо на душе, и получается сплошная беда, а не счастье.

Другие ищут его в любви. По-особенному ищут, вдохновенно и высокопарно. Среди далеких звезд и миров. Ну потому что если рядом, то какое же это счастье? То ли дело отыскать недостижимое для других. А судьба в этот момент возьми, да пошути: вместо принца на белом коне — конюх на хромой кобыле, вместо принцессы на горошине — баба Яга на метле. И других вариантов не предлагается.

Кто-то придумал себе, что счастье в славе и почете. И плывут, плывут к ним на воздушной лодочке по волнам преград в виде чьих-то голов и костей. И иногда доплывают. Но зачастую лодочка оказывается одноместной, и тогда однажды радость от славы и почета по вкусу начинает напоминать заплесневелую корочку хлеба. И приходит понимание, что придумка твоя была не правильной, а на другую уже не осталось ни времени, ни сил…

И раздаются со всего света крики во вселенную с мольбой о счастье. И возникают в головах причуды по имени Фэн-шуй. И вырастают очереди у кабинетов всевозможных магов и экстрасенсов. И съедается с надеждой пепел от сожженных листков с мечтами у новогодних елок…

А счастье рождается тихо. Без лишнего усердия и суетливости. Без колдовства и финансового обеспечения. Просто однажды надо остановиться и посмотреть вокруг себя. Не любопытствующим и оценивающим взглядом, а с интересом и открытой душой. И принять все вокруг таким, какое оно есть. И понять все то, что раньше казалось печально-обманчивым. И полюбить каждое мгновение и каждую частицу этого мира. И тогда солнце засветит ярче, и птицы запоют звонче, и станет хорошо и спокойно. И ты поймешь, что большего тебе не надо. Не надо метаться и искать, вопрошать и выискивать. Тебе всего хватает, всего как раз!

Пожарный император

Выйдет иной раз Иван Андреевич Кравченко во двор, оглядит с тоской свой большой красивый дом и в сердцах произнесет:

— Эх, и зачем я только на тебя пять лет силы свои тратил? Теперь хоть бери да ломай.

Просторно и одиноко ему в этом «дворце», с такой любовью построенном для жены Манечки и своего «боевого расчета» — трех озорников-сыновей. Разве думал-гадал, что уйдут от него в «мир иной» и дорогая Маня и один из ребят. А двое других, обзаведясь семьями, навсегда «улетят» из отцовского «гнезда».

Вздыхая, опустит мисочку с остатками вчерашнего обеда перед единственным теперь членом его семьи — огромным черным псом.

— Что, друг Атос, -с горькой улыбкой потреплет его за упругую

шею, — будем с тобой бобылями свой век доживать…

«А ведь сколько всего позади, — подумается ему, — и дорог пройдено, и друзей нажито, а потом по жизни растерянно».

— Пол-Европы прошагал я, пол-земли, — вдруг запоёт Иван Андреевич, и перед его глазами вновь и вновь проплывут картины давних лет, нахлынут грустные и счастливые воспоминания.

…Год тридцатый. Старая Криуша. В доме Кравченко — шум, суета.

— Ой, да что же мне теперь делать-то, — причитает мать, прижимая к груди крохотного Митю, — куда ж я с такими малышами?

Только и смог понять в этой неразберихе двухлетний Ванюшка то, что высылают в далекий Казахстан деда Фиму, а вместе с ним и всю его семью: брата, сына с невесткой, внуков.

Эта, политая слезами матери, дорога стала для маленького Вани первым испытанием в жизни…

Покормив собаку, Иван Андреевич окинет хозяйским взглядом двор и, заметив на заборе оторванную штакетину, возьмется за молоток.

— И всего-то сил осталось, чтоб гвоздь забить, — усмехнется он, а ведь в былые времена…

И память вновь унесет его в те бесконечно далекие годы…

…После четырехлетней «ссылки» — опять на родной земле. Он — шестилетний мальчик. Сладко посапывая, досматривает последний утренний сон.

— А ну, вставай. Соня, — будит его дед Федор, — светать начинает, пора коров гнать.