В день январских календ сенат, созванный городским претором Юлием Фронтином[95], принял решение воздать хвалу и выразить благодарность легатам, армиям и царям[96]. Теттия Юлиана под тем предлогом, что он покинул свой легион[97], перешедший на сторону Веспасиана, лишили звания претора и должность эту передали Плотию Грипу. Горм[98] был возведен в сословие всадников. Вскоре Фронтин сложил с себя звание претора, и оно было передано Домициану. Именем Домициана теперь открывались эдикты и официальные письма, но реальная власть была сосредоточена в руках Муциана; впрочем, Домициан, подстрекаемый друзьями и собственным властолюбием, действовал во многих случаях вполне самостоятельно. Муциан, однако, считал главной для себя угрозой Прима Антония и Вара Аррия, покрытых славой подвигов, которые были еще у всех свежи в памяти, боготворимых солдатами и любимых даже народом за то, что свою свирепую ярость они проявляли только на поле боя. Ходили слухи, будто Антоний подбивал Скрибониана Красса, человека, к которому знатность происхождения и слава брата привлекали всеобщее внимание[99], захватить власть в государстве. Сообщники нашлись бы, но Скрибониан сам отклонил все домогательства: он нелегко соглашался участвовать и в верном деле, а сомнительных предприятий остерегался всегда. Не чувствуя себя в силах победить соперника в открытой борьбе, Муциан выступил в сенате, превознося заслуги Антония, и негласно предложил ему стать наместником в ближней из испанских провинций, — эта должность оставалась незанятой после отъезда Клувия Руфа; друзья Антония тоже получили, кто префектуру, кто трибунат[100]. Усыпив эту тщеславную душу посулами и обещаниями, Муциан вывел в зимние лагеря фанатически преданный Антонию седьмой легион; третий легион, солдаты которого хорошо относились к Аррию Вару, он отправил в Сирию, лишив таким образом обоих полководцев воинских сил, на которые они могли бы в случае нужды опереться; часть армии была отослана в германские провинции. Из Рима таким образом оказалось удаленным все, что питало смуту и мятежи, и город снова принял обычный вид, вновь стали соблюдаться законы, магистраты вернулись к исполнению своих обязанностей.
40.
В день своего первого появления в сенате Домициан произнес краткую речь. Говорил он главным образом о своей молодости и о том, что отца и брата его нет в Риме, держал себя скромно и достойно, поминутно краснел, и сенаторы, не знавшие еще его нрава, решили, что это от смущения. Когда Цезарь упомянул о том, что необходимо восстановить почести, окружавшие ранее имя Гальбы, Курций Монтан[101] предложил почтить также память Пизона. В принятом решении говорилось об увековечении памяти обоих погибших, но часть его, касавшаяся Пизона, так и осталась невыполненной. По жребию были назначены сенаторы, которым поручили обеспечить возвращение ценностей, отнятых в ходе войны, владельцам, восстановить пострадавшие от времени медные доски с текстами законов, очистить фасты от добавлений, внесенных в них в угоду временным властителям, сократить государственные расходы. Когда выяснилось, что Теттий Юлиан бежал к Веспасиану, ему вернули претуру, и Грипу остался лишь почет, подобающий бывшему претору. Сенат решил снова вернуться к рассмотрению дела, возбужденного Музонием Руфом против Публия Целера[102]. Публия осудили, и многое было сделано, чтобы восстановить доброе имя Сорана. День этот, ознаменованный победой суровости, подобающей при решении государственных дел, принес лавры и частному человеку: все хвалили Музония за то, что он добился столь справедливого возмездия, и, напротив того, с презрением говорили о Деметрии, философе из секты киников[103], который, руководствуясь не чувством справедливости, а одним лишь тщеславием, взялся защищать заведомого преступника. Сам Публий, попав в опасное положение, совсем растерялся, и речь, им произнесенная, не принесла ему никакой пользы. Дело Целера послужило сигналом к началу целой кампании против доносчиков. Юний Мавриций[104] попросил Цезаря передать сенату императорские архивы, чтобы выяснить, кто и на кого доносил в прошлом. Домициан ответил, что такой вопрос должен решать сам принцепс.